Хоури, не в силах более терпеть, первой нарушила молчание:
– Илиа, какие новости? Хорошие или скверные?
– Ты же знаешь мои привычки. Угадай с трех раз.
– М-да. Значит, скверные. Даже очень.
– Именно.
– Ингибиторы?
– Прости за предсказуемость, но дело именно в них.
– Они здесь?
– Думаю, да, – кивнула Илиа и добавила шепотом: – Происходит что-то странное. Я видела своими глазами.
Голос Вольевой зазвучал еще тише – Ане пришлось напрячься, чтобы расслышать.
– Это машины. Огромные, черные. Они уже в нашей системе. Я и не заметила их прибытия. Их не было – и вдруг возникли, прямо под носом.
Ане однажды довелось заглянуть в их разум, ощутить ледяную хищную ярость, запечатленную в древних записях. Ингибиторы походили на волчью стаю, терпеливо поджидающую во тьме. Не ведающих эмоций и переживаний, их переполняла смесь голода и жажды поиска. Они подвывали друг другу сквозь молчаливую пустоту галактической ночи, собираясь огромными стаями, когда запах свежей крови пробуждал их от зимней спячки.
– Господи…
– Ана, этого следовало ожидать. Когда Силвест начал копаться в том, чего не понимал, он предопределил их приход. Неизвестным оставалось лишь одно: когда и где они объявятся.
Ана слушала и дивилась тому, сколь холодно и страшно вдруг стало. Невидимое воплощение ужаса… Триумвир Вольева выглядела непритязательно – обычная женщина, слегка даже похожая на бродяжку. Коротко остриженные седые волосы, круглое лицо, выдающее далеких монголоидных предков, морщинки у глаз. Илиа не очень-то походила на вестницу жуткой судьбы.
– Мне страшно…
– Есть все причины бояться. Однако постарайся не показывать свой страх местным. Пока еще рано запугивать их.
– И что мы можем сделать?
Илиа посмотрела сквозь стакан на свет, щурясь, будто лишь сейчас всерьез задумалась над случившимся.
– Не знаю. Амарантийцы пытались – и не слишком преуспели.
– Мы не птицы, которые даже не умели летать.
– Угу. Мы люди, бич Галактики. Или что-то в этом роде… Ана, я не знаю, что делать. Просто не знаю. Если бы речь шла только о нас с тобой, мы бы попробовали вывести капитана из комы и удрать. Могли бы даже применить оружие – вдруг от него был бы толк.
Хоури содрогнулась:
– Если мы смажем пятки, это вряд ли поможет Ресургему.
– Конечно не поможет. Не знаю, как с твоей совестью – моя и так не слишком бела. Не хотелось бы получить свежее пятно.
– Сколько времени у нас осталось?
– Трудно сказать. Все это выглядит странно. Ведь ингибиторы, если бы захотели, уже уничтожили бы Ресургем. Даже мы способны это сделать. Поэтому, мне кажется, Ресургем их мало интересует.
– Так, может, они не убивать нас явились?
Вольева залпом допила и сказала:
– Может, и не убивать. А может, как раз для этого.
В сердце роя черных машин процессоры, сами разумом не обладающие, пришли к выводу: необходимо вывести из спячки управляющий разум.
Решение это они приняли далеко не сразу. Большинство зачисток не требовало будить то, что машины по идее должны были уничтожать. Но сейчас им досталась очень непростая задача. В архивах значилось: здесь зачистка уже проводилась, причем не далее как 0,045 галактического оборота назад. Поскольку необходимость в повторении процедуры возникла так рано, требовались экстраординарные меры.
Управляющий разум для того и предназначался, чтобы применять эти экстраординарные меры. Всякая зачистка отличалась от остальных. Потому, к сожалению, лучший способ покончить с разумной жизнью требовал участия разума. Но когда дело будет сделано, когда машины выявят первичный источник заражения и уничтожат все выпущенные им споры – на что уйдет еще пара тысячных галактического оборота, полмиллиона земных лет, – управляющий разум заглушат, его самосознание погасят до тех пор, пока оно не понадобится снова.
А оно может и не понадобиться больше никогда.
Управляющий разум никогда не задавался вопросом, почему он занимается зачистками. Он знал, что по большому счету трудится ради спасения разумной жизни. Его вовсе не волновало, что катастрофа, последствия которой необходимо предотвратить, жуткий катаклизм, который обязательно случится, если не прекратить распространение разумной жизни, лежал в далеком будущем, в тринадцати галактических оборотах.
Огромность срока – три миллиарда лет – ингибиторов не смущала. Время для них ничего не значило.
Глава 7
– Скади? К сожалению, у нас еще один несчастный случай.
– Какого рода?
– Результат переключения во второе состояние.
– Надолго?
– На несколько миллисекунд. Но и этого оказалось достаточно.
Двое – Скади и главный двигателист – сидели на корточках в отсеке с черными стенами, близ кормы загнанного в док «Паслена». Отсек был тесным – пришлось согнуться, прижать колени к груди. Неприятно – но после нескольких визитов в машинную часть Скади приучилась не замечать дискомфорта, относиться к нему с равнодушным буддийским спокойствием. Могла проводить дни напролет в неимоверно узких проходах – и проводила. Мудреные агрегаты прятались в многочисленных тесных закоулках. Прямое управление двигательными системами, их тонкая настройка возможны были лишь здесь. Связь с общей сетью управления предусматривалась лишь самая базовая.
– Тело еще на месте?
– Да.
– Хочу его осмотреть.
– Вообще-то, смотреть там особо не на что, – возразил мужчина, но тем не менее отключил компад и двинулся наружу бочком, крабьим манером.
Скади последовала за ним. Ползли от закоулка к закоулку, иногда еле протискиваясь мимо выдающихся в проходы частей машин. Агрегаты занимали все пространство вокруг, слегка, но ощутимо искажая пространство-время.
Никто, даже Скади, не понимал целиком и полностью, как функционируют эти машины. Были теории, в том числе неплохо проработанные и научно убедительные, но в их фундаменте зияли огромные концептуальные дыры. Познания Скади о машинах главным образом состояли из таблиц, в которых разные формы воздействия на машины соотносились с результатами этого воздействия. Понимание же физической подоплеки результата отсутствовало. Во время работы машина, как правило, переходила в одно из нескольких дискретных квазистационарных состояний, каждое из них ассоциировалось с определенными изменениями локальной метрики. Но иногда система не входила в режим квазистационарности, осциллируя между состояниями. Метрика притом изменялась весьма диким образом, и возвращение к единственному квазистационару оказывалось крайне мучительным и сложным процессом.
