– Вот и все, что ты знаешь? – страшно улыбнулся Кондрат. Получилась не улыбка, а звериный оскал. – Тогда слушайте все! – Он обвел присутствующих взглядом, призывая в свидетели. – Гуссейн всегда был против меня, он думает, что самый умный. Если он такой умный, он должен знать, что делали мы с Эльханом в интересах Организации. А он пересказывает городские слухи. Те слухи, которые я сам запустил. Больше он ничего не знает. Поэтому сегодня я возьму его с собой и кое-что покажу. И хочу, чтобы поехал кто-то еще и увидел – кто умный, а кто дурак.
– Куда ехать хочешь? – спросил Тагиров. Он был лояльно настроен к Кондратьеву и недолюбливал Гуссейна, а потому лучше других подходил на роль арбитра.
– Тут близко, Анлар. В центре. Поехали. Никто не возражает?
Возражений не последовало. Хотя и с треском мышц, но ему удавалось рулить. Его слушались. Это ничего не значило. Восточный менталитет...
Будут кивать, улыбаться, а сзади набросят удавку и задушат к чертовой матери с такой же улыбкой. Только если почувствуют силу, прижмут хвосты...
Внезапно в голову пришла удачная мысль. Четыре трупа – очень хорошая демонстрация силы. Чем больше людей их увидят, тем больше будет впечатление.
– А еще лучше, давайте все поедем! – предложил он. – И каждому станет ясно, что к чему!
– Поедем! – охотно вызвался Кулиев. Остальные наклонили головы в знак согласия.
* * *
Генералы КГБ всегда располагали возможностями большими, чем те, что вытекали из их официальной компетенции. Переименование ведомства ничего не изменило, а если и изменило, то только в сторону расширения границ дозволенного, вызванного всеобщим бардаком и окончательным расшатыванием устоев всего того, что еще сохранило устои.
Мотя Лизутин и Семка Гагулин дружили еще тогда, когда не носили штанов с лампасами, да и лейтенантских погон не носили, а были зелеными слушателями Высшей школы КГБ СССР и жили в одной комнате строгого военного общежития. В те годы их дружба была самой искренней, не омраченной сравниванием жен, квартир, служебных достижений, завистью и расчетливостью. Линия карьеры Гагулина восходила покруче: он быстро попал в аппарат, где и проработал всю жизнь, дослужившись до заместителя начальника управления кадров ВГУ, а потом и до начальника кадров внешней разведки.
Отношения простоты и равенства незаметно исчезли, хотя оба старательно делали вид, что ничего не изменилось. Но теперь Лизутин первым поздравлял однокашника с праздниками и юбилеями, отправлял с нарочным тугих серебристых, исходящих янтарным жиром рыбцов, плотно набитые банки с черной икрой, корзинки шелестящих, переложенных мокрыми листьями раков. В ответ товарищ сердечно благодарил и отдаривался сувенирами: английской шариковой ручкой, макетиком Эйфелевой башни, настенным календарем с красавицами в легких нарядах. Такой расклад, в общем-то, свидетельствовал, что Гагулин тоже испытывает к Моте дружеские чувства: по аппаратным правилам подарки идут только в одном направлении – снизу вверх.
Визит человека со звериными ушами всерьез встревожил начальника Тиходонского УФСБ. В особенности потому, что была непонятна его причина. Кем должен быть неизвестный Лапин-Карданов, чтобы к его поиску был косвенно подключен Директор Службы? Фигурантом чрезвычайно важной оперативной разработки? Причем не просто фигурантом, а ключевой фигурой! Резидентом закордонной агентурной сети, решившим сыграть в свою собственную игру?
Перевербованным разведчиком – двойником"? Если так, то все получает логическое объяснение и волноваться не о чем. Если не так...
После долгих колебаний Лизутин накрутил московский номер.
– Здравствуйте, Семен Васильевич! – дружески, но без малейшего намека на фамильярность произнес он. – Беспокою исключительно в силу крайней необходимости.
– Ничего, Мотя, какие проблемы, – благодушно пророкотал Гагулин. Но Матвей Фомич уловил в голосе настороженность – не каждый день бывший соученик звонит в столь поздний час.
– Тут у меня был человек... Михаил Ильич Хоботов, еле едет велосипедом...
Последнюю фразу он произнес с расстановкой и особыми интонациями, которые долго вырабатывались в школе на практических занятиях по зашифрованной речи.
– Я понял, – после паузы ответил генерал-лейтенант.
– И еще... Литовский Александр Павлович из Новосибирска. Кардан очень высокий.
Если бы их подслушивали враги, они бы ничего не поняли. Но откуда взяться в России тем врагам? Здесь включают прослушку только свои, учившиеся в той же школе, у тех же преподавателей. Но и они могут не врубиться. Не сразу врубиться. Если только запишут на пленку и будут гонять много раз, как делается при серьезных разработках... Но два генерала не сделали ничего такого, что позволяло бы тратить деньги и ресурсы на их серьезную разработку.
– Погоди, повтори третьего...
– Это второй. Двойной.
– А-а-а-а... Думаешь, наши?
– Похоже... Хорошо бы по всем файлам...
– По всем?!
– Я редко прошу...
– Ладно, перезвони через час.
Положив трубку, Матвей Фомич вытер пот со лба. Все-таки Семка молодец. Не зажирел, не зазнался, не выдумывал причин для отказа... Вполне мог бросить трубку! А не бросил. И даже согласился поворошить все учеты.
Это значит: закордонье и Россия. Гласный аппарат и нелегальная сеть. Конечно, про действующих нелегалов он не скажет. Но эти ребята не могут быть действующими нелегалами...
Начальник управления тяжело вздохнул. Мир стал совершенно другим. И мир спецслужб тоже. Лет семь назад Гагулин попросту послал бы его на хер с такими вопросами. Несмотря на многолетнюю дружбу. Или сообщил бы во внутреннюю контрразведку про гнилой интерес периферийного генерала к совсекретным вопросам, не входящим в его компетенцию. Сейчас времена стали проще, а люди терпимее... И все же остается немало вариантов, при которых искренний ответ исключен. Мало ли какие закрутки бывают в разведке и контрразведке, мало ли какие оперативные игры, при которых совершенно неприметный человек вдруг становится чрезвычайно важной фигурой... Но в любом случае Семен намекнет – словом, тембром, интонацией. Или просто скажет – это наш человек, но дальше точка...
Чтобы скоротать время, Лизутин включил рацию на милицейской волне.
Достаточно было послушать эфир десять минут, чтобы сделать вывод: интенсивность поисков упала. И вторая фамилия больше не упоминалась. Ай да господин Михеев! Ай да господин Карданов! Не такие вы простые парни, как думают все вокруг! Сейчас узнаем, из какой вы кухни...
Но, когда через час Матвей Фомич набрал номер московского кадровика, он испытал разочарование.
– Это не наши, – сообщил Гагулин. – Ни в одном файле их нет. Я даже попросил поднять... Ну, ты знаешь что... Все впустую.
В голосе генерал-лейтенанта чувствовалось некоторое раздражение от дурной работы, выполненной в неурочный час. И это лучше всего свидетельствовало о том, что Семен не блефует.
