Нет. Не так!
Всё именно такое, каким бы я хотел, чтобы оно было!
Ощущения были незнакомыми, но странно понятными… как если поднимаешься по лестнице в младшей школе, куда не заходил уже двадцать лет. Вторую жизнь, считай, прожил, и рост не тот, и вес… а ощущения живы. Запахи, звуки, эхо шагов, голоса… Утраченная память, забытая радость, ощущение сопричастности, вкус надежды… Странно всё это.
Я снял ногу с мегалита и склонил голову.
Я видел зеркальную поверхность истины. Видел границу праха, который сумел обнять эту истину, но не выпачкать её. Смотрел на ботинки скафандра…
Как-то сразу стало понятно, что сотни и тысячи веков вели мою расу именно сюда. Вот к этому самому месту.
К выходу из тупика.
Что мне остаётся только сделать шаг и принять истину, которая здесь ждала нас всех несчётное число лет. И я сделаю этот шаг. Я готов к этому шагу. Но чуть позже…
Вот только вернусь на минутку под купол.
Мне обязательно нужно принять душ, переодеться и взять с собой фотографию Алёнки. Пусть она будет со мной…
Потому что во всём должен быть порядок.
Эффект одуванчика
Туман только начал откладывать бисер, когда Захар вышел на палубу. За спиной остались терпкий дух сажи остывшего очага и сладкое посапывание Кристины, оторваться от жаркого бока которой было совсем непросто. Но Захару хотелось порадовать жену свежей рыбой… настоящей, ловленной рыбой, а не синтезированной из воздуха манной, с запахом ванили и мёда.
Стараясь не шуметь, Захар прокрался к трапу и спустился на влажный, укусивший холодом песок. Стало и вовсе зябко. Неизменная темнота ночи сегодня особенно давила, и Захару пришлось расширить диапазон зрения, чтобы хоть что-нибудь разглядеть в чернильной мгле. Изо рта вырывались невесомые комки пара, штанины потяжелели, наждаком обдирая щиколотки на каждом шагу.
Баркас уже четверть года стоял в глубине пляжа под защитой высоких дюн, надёжно укрывших судно от ветра. А шлюпку Захар перетащил к берегу только вчера: вёсла, уключины, рыболовные снасти, дубинка… всё такое древнее — даже дикое… и такое нужное для справедливой охоты, когда рыбак и его жертва находятся в равных условиях и не вправе обижаться друг на друга. Только в этом случае уха будет вкусной, а обжаренная в кунжуте рыба порадует хрустящей корочкой и тающей плотью. Кулинария начинается с охоты. И если стартовать "неправильно" — рвотный привкус страха и ненависти не выведешь никаким маринадом.
Захар придирчиво осмотрел снаряжение: сеть, петля, поплавок… приоткрыл короб со снулыми карасиками. Мелюзгу он ещё вечером наловил с берега на удочку. Добыча "не ахти" — с ладонь и до жути костлявая, зато отличная приманка для хищника.
Улыбнувшись предвкушению схватки, Захар решительно столкнул лодку и ловко запрыгнул в неё, лишь по колено замочив ноги.
Шлюпка, легонько покачиваясь, развернулась носом к берегу, но Захар, отжав штанины и отряхнув песок, взялся за вёсла и выправил направление. Вскоре белёсая полоса прибоя вместе с тысячелетним стоном гибнущих волн растворилась в фиолетовом мраке. Пропитанный йодом и гниющими водорослями болотистый дух моря теперь был плотен и осязаем, он обступал со всех сторон, настороженно разглядывая охотника и его орудия.
С каждым махом вёсел Захар всё больше чувствовал пробуждение первобытной радости от единения с природой. Он хотел накормить женщину и гордился своим желанием. В эти минуты он — рыбак, добывающий пищу из сложного узора живого в мёртвом, когда свет кормит клетку, клетка — креветку, которую кушает рыба, чтобы украсить собой обеденный стол человека. Как сто лет назад и тысячу… как повелось от начала времён.
Спустя полчаса интенсивной гребли Захар поднял вёсла, уложил вдоль борта и прихватил их штертами. Только потом "осмотрелся". Это было не совсем по правилам, но ведь и рыба в последние годы поумнела, не то что в прежние времена…
Через минуту Захар ощутил каменистый грунт, гранёный мидиями, нерешительного краба, осторожно ступающего по режущим кромкам раковин, заросли водорослей, в которых притаился триглу — обычный наблюдатель суеты зеленушек… Ещё была семейка полуметровых медуз и жидкий косяк молодой хамсы, плывущий навстречу холодному, богатому кислородом течению.
Хамса не интересовала Захара. Ради такой мелочи не стоило выползать в сырое, студёное утро из полного любви и тепла кубрика. Захар искал настоящего зверя, с которым было бы не стыдно помериться силой и ловкостью. А потом, разумеется, съесть. Из плавника сварить суп, а печень, хорошенько отжав от крови и вымочив в молоке, зажарить с изрядной дозой чеснока и перца. Захар улыбнулся, вспомнив свои вчерашние приключения в долине Ганга, где копал корень имбиря для сегодняшнего завтрака.
Он даже зажмурился от удовольствия, представив, как Тинка проснётся от шкварчаще-булькающих "мелодий" камбуза и ароматов готовки. А на обед они позовут друзей-приятелей: шумное семейство Долгих из Сибири, сдержанную чету Миамото с Хоккайдо. Хорошо бы заскочили на часок-другой чилийские сёстры Росарио и Висента… будет с кем обсудить тонкости приготовления соуса для обжаренных роллов из мяса акулы, а не скучать на утомительном диспуте о гроздьях чёрных дыр, симметричных Плеядам…
В размышления о приятном вторглась серая тень, скользнувшая в кабельтове от шлюпки. "Присмотревшись", Захар "разглядел" двухметрового катрана — достойную цель утренника. Рыба плыла по холодному течению и вот-вот должна была встретиться с хамсой. Этому следовало помешать: сытый катран втройне осторожен. Захар тихонько, чтоб не испугать, постучал дубинкой по борту лодки, потом просунул биту под весло и покрутил: неровный скрип — отличный зов любознательной рыбе! Катран заинтересовался звуками и сменил курс, благополучно разминувшись с проскочившим позади него косяком.
Теперь акула по широкой дуге сближалась с лодкой. Захар щедрой рукой разбросал вокруг шлюпки треть карасей из короба, ещё столько же завернул в сетку и опустил рядом, привязав к уключине. Остаток приманки будет "про запас", на случай, если с первым заходом не сложится.
Убедившись, что катран "клюнул" и сужает круги вокруг лодки, Захар перебрался на кормовое сидение и приготовил петлю с крючьями. Другой конец троса был пропущен через кольцо ярко-жёлтого поплавка и надёжно ввязан в корму. Поплавок в предутренних сумерках казался неряшливым, серым комом…
Удар акулы, когда она попробовала "на зуб" сетку с приманкой, отчётливо передался корпусом лодки. Захар натянул перчатки с крагами: оцарапаться о плавник было бы большой ошибкой. Ранение тем более неприятное, что слизь, покрывающая шипы катрана, ядовита. Придётся заживлять раны, о чём нельзя будет умолчать во время дружеской беседы, и радость обеда будет омрачена.
Захар поднял приманку так, чтобы она едва касалась волны, и опустил в воду петлю с поплавком. Оставалось только ждать, когда рыба вплотную подойдёт к борту, чтобы накинуть на неё петлю, оглушить битой и отбуксировать к берегу. И только там, на своей территории, — убить. Главное — накинуть петлю! С поплавком катран при любом раскладе не сможет уйти на глубину…
