Над ним, конечно, посмеялись, но я-то знал, что это правда!
Дмитрия не смутил скепсис аудитории. Он вывел на обзорный экран результаты расчётов и указал место, в котором восемнадцать миллиардов лет назад произошёл Большой взрыв.
Теперь собрание молчало. Слушатели были потрясены скандальными выводами представителя малоизвестной цивилизации. Председатель конвента получил несколько записок с одинаковым вопросом: кто пригласил этого невежду на уважаемый научный форум?
Председатель не мог ответить.
Он не знал, что Дмитрия пригласил я.
Дабы пресечь растущее смущение и нервозность я поднялся с места:
— Минуточку, уважаемый. Прошу прощения, что прерываю ваши замечательные доводы. Но мне думается, что если бы вы начали с постановки задачи или озвучили конечную цель, следить за вашими рассуждениями было бы много легче.
Зал одобрительно загудел.
Роганков не узнал меня, поскольку на конвент я прибыл в составе делегации от скопления Плеяд, но суть моего замечания была ему понятна.
— Разумеется, — кивнул Дмитрий. — Охотно поясню. Если в двух словах… — Он задумался. Зал стих. Признаться, я и сам затаил дыхание. Не так-то просто рассказать в двух словах о главной пружине Миромашины. — Я думаю, что создание Вселенной — дело рук разума самой Вселенной.
Что ж, не два слова, конечно, но тоже неплохо.
— Прыжок в прошлое сопровождается выделением массы и энергии. Недавно я провёл любопытный эксперимент вблизи своей планеты и с удовольствием ознакомлю собрание с его результатами.
Он вновь включил проектор.
— Как видите, время, энергия, масса… экспоненциальный характер зависимости. Если экстраполировать массу образовавшейся Луны в масштаб возраста Вселенной, получится масса и энергия, по порядку сопоставимая с принятыми в современной науке значениями массы и энергии Космоса…
Он вывел на экран результаты и все ахнули: речь не шла о порядке величины, — совпадение было точным до второй значащей цифры.
— Иначе говоря, мы имеем дело не с единственным взрывом, который послужил причиной возникновения нашей Вселенной. Существует последовательность взрывов. Вновь рождённая Вселенная порождает жизнь, которая, становясь разумной, совершает прыжок во времени назад, чтобы дать жизнь новой Вселенной. Как круги на озере от бегущей водомерки.
Радуясь произведенному эффекту, он открыл последние группы мировых уравнений. То, что я увидел, заставило меня вскочить на все шесть лап.
— А теперь, — сказал Дмитрий, — я хочу вам показать нечто и впрямь достойное внимания…
Вопреки порядку и тысячелетним традициям я уже был на подиуме:
— Это не обязательно, — сказал я, схватив его за руку. — В этом нет необходимости…
— Что такое? — нервно спросил докладчик.
Должен отметить, что у него были основания для беспокойства. Как я уже говорил, на этот раз я был в теле членистоногого с одной из планет системы Плеяд, и, несмотря на всю цивилизованность собрания, человек рядом с таким существом выглядел беззащитно… но не жалко. И я гордился этим!
— Здесь, — я указал на краевые условия. — Этого не нужно делать!
— Да что это с вами? — Роганков попытался отбросить мою лапу. — Я всего лишь хотел показать, что обнаружил нетривиальные граничные условия, при отсутствии которых Вселенная не может существовать.
Это могло быть началом конца. Но, возможно, я всё же ошибся? Может, излишняя впечатлительность играет со мной злую шутку?
— Вот, — он ткнул пальцем в сердце мировой системы, и я почувствовал, как Мир дрогнул. — Эти две функции. Я назвал их тревожными. Одна из них всегда должна доминировать над другой. Даже равновесие приводит к диссипации Вселенной…
Я слегка изменил температурное поле на участках его тела. Защитные уравнения, позволяющие Роганкову обходиться в аудитории без скафандра, были нарушены.
Он схватился за горло, упал на колени и захрипел.
Я присел рядом:
— Как ощущения?
Вопрос был издевательским. В таком положении он не мог говорить. Каждый удар сердца приближал его к неизбежному концу: кроме ядовитой атмосферы на него обрушилось избыточное давление. Да и гравитация планеты, к слову сказать, значительно превышала земную норму.
— Каково это, быть низложенным? Каково это чувствовать себя богом, а через секунду — червём, раздавленным собственной оболочкой?
Он молчал. Но смирения в его взгляде не было.
Я шевельнул антенной-усиком, и ему полегчало.
— Это… вы? — с заметным усилием пробормотал Дмитрий. — Нельзя же так людей пугать, право… я, кажется, брюки обмочил…
Это была ложь. Штанов у него не было. А набедренная повязка была суха, как та тряпка, с которой началось наше знакомство.
Одна моя часть вместе с фантомом Роганкова вернулась в аудиторию, где я извинился за инцидент, и лекция была благополучно, в лучших традициях науки осмеяна и осуждена на забвение, в то время как наши реальные личности скользнули к началу начал — к сингулярности Вселенной моего нового ученика.
* * *
Я зачерпнул протоматерию из зародыша Миромашины и небрежным броском измазал небытие системой уравнений. Потом выкрасил синим цветом опасные участки краевых условий:
— Через восемнадцать миллиардов лет в твоём мире изобретут мины, которые будут приводиться в действие потревоженной натянутой струной. Такие устройства назовут "растяжками". Ты должен хорошенько запомнить "растяжки" уравнений Миромашины, иначе превратишься в арбуз, который упал с девятого этажа на бетонный двор. Оставь свои шуточки, смертный, и ясно скрепим договор. Тебе понятно, что я только что сказал?
По-видимому, парень во всех подробностях увидел злополучный арбуз после падения, потому что быстро ответил:
— Да, — и покосился на злобную пульсацию сингулярности. — А почему эта штука не взрывается?
Я был счастлив от его наглости.
— Я беру тебя в ученики. Обращаться ко мне будешь "друг". Это понятно?
— Да.
— Теперь этого недостаточно!
— Да, Друг.
— Прекрасно. На время тебе придётся оставить эту шутиху, — я задул уравнения, и они сверкающей пудрой втянулись в сингулярность. — Мы займёмся важной работой…
— Друг?
Поскольку это был его первый вопрос, я благосклонно кивнул.
— Если можно… — он замялся. — Друг, один вопрос?
— Давай-давай, — подбодрил я его. — За один вопрос ничего не будет.
— Что это за функции, и зачем растяжки?
— Функции? Добро и зло, конечно. Первого всегда должно быть больше, при всей кажущейся симметрии. И трогать это условие нельзя. А растяжки… — я задумался, — это как проверка на зрелость.
