Ударом ноги мутан выбивает ведро из рук. Пластмасса глухо постукивает по полу, щедро орошая водой мёртвый кафель. Вот псих!
— Я к тебе обращаюсь, расист! — рычит лимаксоид.
Я перевожу взгляд ему за спину: второй мутан, такой же неулыбчивый и злой, подтягивается ближе. Третий всё ещё на лавке. Глаза лоснятся разумом, а рожи — здоровьем. Мясом заросли по самые брови. И ни капли жира! Каждый из них на голову выше меня. И раза в два шире. Здоровенные такие шайбы. Мосластые… и симпатичные. Правильные черты лица, ухоженная кожа. Мутуалы-лимаксоиды, чтоб им пусто было. Рифленый пресс, бицепсы-трицепсы, грудь, что моя голова. И сразу понятно: неприятности на работе. Ничто другое так не выводит мутана из себя. И ничто так не греет ему душу, как возможность ущемить штрафника, который предпочёл дисбат симбиозу.
Впрочем, к этому и сводится главный вопрос текущего столетия: а есть ли у мутуала душа?
Я смотрю на залитый водой пол. Перспектива уборки методом свободного разлива не радует: времени займёт больше. О собственной помывке можно забыть.
Ещё один удар, и я лишаюсь швабры. Хорошая такая палка. Крепкая. Если бы они сразу втроём на меня кинулись, очень бы пригодилась…
И вдруг чувствую, как просыпается злость. Я в ужасе — запас моего юмора и снисходительного отношения к суперменам неожиданно иссякает. Адреналин привычно бодрит кожу: жар, озноб, пунцовые щёки…
Делаю последнюю попытку уладить вопрос миром:
— Пока моетесь, я эту часть уберу, — в глотке уже сухо. Язык наждаком царапает нёбо. — А ваши кабинки после, как закончите…
— Оставь чела, Борис, — немедленно вклинивается третий. Видать очень ему не хочется со своей лавки подниматься. — Ему и без нас от себя тошно.
— С чего это "оставить"? — брызжет слюной Борис, вот-вот аспаргином изойдёт: "беречь глаза и открытые участки кожи". — Мы вкалывать будем, а расист на губе компоты рубать?
— Можем поменяться, — предлагаю от чистого сердца. — Для начала, я — в душ, а ты тут прибери.
Да. Шутки для них, что красная тряпка для крупно рогатого… Я вижу, как он отводит в замахе правую руку, разворачивает корпус, вес тела вот-вот сольётся в левую ногу. Мышцы напряжены, глаза выпучены. Хоть скульптуру ваяй! Метатель молота хренов. Мутуалы! И здоровья, вроде бы, до фига. И умишко червяк стимулирует. Но если два недоумка сливаются в одно целое, всё равно получится недоумок. Такой себе крепенький и очень симпатичный недоумок.
Рука Бориса выпрямляется в ударе, а я правым плечом вперёд разворачиваюсь навстречу его движению. Весьма перспективное положение. Правым локтём можно перебить горло… а можно бросить через бедро. Вот только убивать не хочется, а для бросков противник тяжеловат. Поэтому я ограничиваюсь перехватом его запястья левой рукой, а правой толкаю в бок мимо себя в направлении несостоявшегося удара.
Да. Весело! Пытаясь сохранить равновесие, мутан делает широкий шаг, потом второй… э-э, нет. Строевая — это для пыльного плаца, а здесь — баня. Я подбиваю ему ногу, и колосс, нелепо взмахнув руками, рушится на мокрый пол.
Прорыв в будущее! Сегодняшнее завтра биореволюции космического человека!
Его бугристая, перевитая жгутами мышц спина открыта. Шишка между лопатками, под которой прячется червь, уродует совершенство человеческого тела. Одним ударом я могу сломать ему позвоночник. Но для червя это хлопоты дня на два, не больше. Возможно, именно поэтому я лишь мягко пинаю противника в зад.
И вот: "венец" эволюции, гордость цивилизации, — человек космический на пороге прорыва к звёздам, унизительно растянувшись на кафеле душевой, скользит на пузе по мокрому полу. Его полотенце отлетает в сторону. Он унижен. Обнажён. Оскорблён. Что-то кричит. Интересно глянуть, как он треснется башкой об стенку. Но некогда.
Чем бы ни занимались его приятели, самое разумное сейчас — присесть. Что и делаю: присаживаюсь. И не напрасно… ох, не напрасно я так глубоко втягиваю голову в плечи! Вот он, — летит! А ещё говорят: рождённый ползать, летать не может… Приятель Бориса не придумал ничего лучше, как с разгону попытаться ударить меня двумя руками в спину. Не встретив опоры, проносится надо мной. Я тоже не сплю: немедленно приподнимаюсь, домкратом выталкивая его к верху, чтобы, значит, выше летел. Считай, пришёл его звёздный час!
В этом-то и суть: человек без опоры, без корней своих, — не человек, а мутуал. Но если бы Господь хотел, чтобы мы кого-то на себе возили, то приделал бы нам узду и шпоры…
"Второй" успевает сделать в воздухе только половину оборота, и со всей дури, без всяких там легкомысленных группировок и перекатов, бьётся мягкими тканями о кафель пола. Скользит к "первому". Борис уже приподнялся, но опять падает, сбитый с ног товарищем.
Ещё был тот, добряк на лавочке, который чела пожалел. Оборачиваюсь. Да. Так и есть. Вот он, "третий". Уже мою швабру подобрал, дурачок. Ну, зачем она тебе? Что ты с ней будешь делать?
Почему они все такие тупые? Мутаны-мутуалы… Будто мозги человеческие пополам делятся. А если тело и до этого умом не блистало, то после соития, и вовсе какие-то балбесы получаются. Уроды горбатые!
О! Замахнулся. Ну-ну… давай-давай…
Может, ещё шаг сделаешь?
Вот дурак! Шагнул-таки вперёд! Ну, не мать его?! Зачем ему этот шаг был нужен, спроси, — не ответит. Чтоб, значит, ближе ко мне. Чтоб, значит, наверняка… Бедняга! Лучше бы ты на своей лавочке оставался… и меня жалел.
Ухожу влево, и правой ногой бью его сбоку в колено.
Роняет швабру. Упал… кричит! За ногу держится. Вот психи, ну? Нога сломана? Через час срастётся! Червь всё сделает: починит и утешит.
Дверь распахивается: ну, ясно! Конвой вопли этих уродцев услышал.
Поднимаю руки и бухаюсь на колени.
— Они первые! Они у меня ведёрко забрали… и швабру.
Но эти тоже неулыбчивые, и шуток не понимают. Бах! Ботинком в грудь! Это не по спортивному… зачем же тебе дубинка, мутан-конвой? Зачем же обувью-то? Тяжёлой армейской обувью. Баня всё-таки… мог бы и в шлёпки переобуться.
Ба-бах… теперь в бок. Да что же это? Я же не мутуал-лимаксоид! У меня теперь рёбра месяц гнить будут!
А может, подняться и конвой, заодно, отметелить? Когда ещё такой случай представится?
3
Бытие. Гл. 3. Ст. 4:
"И сказал слизень жене:
нет, не умрёте"…
Тестацелл не обманывал.
Имелось ввиду:
"немедленно не умрёте"…
Белые стены. Металлические шкафы. Стеклянные полки. Всё блестящее, звеняще-позвякивающее, стерильное. Запахи хлорки, йода, пенициллина. Сестричка в белом, отутюженном халате. Белые сапожки — х/б пополам с брезентом на резиновой подошве. Волосы убраны под шапочку, чистенькое личико, гладкая шея, заметная грудь, талия и всё такое. Халат не короткий, не длинный… эх! Лучше бы короткий. Всё вместе — процедурная, и персонал при исполнении.
