— Что там такое, почему мы кружим? — удивилась Марена.
— Что-что? — не сообразил я. — А-а. — Она разговаривала с пилотом по гарнитуре, потом замолчала, прислушиваясь.
— Наушники отключены, — сказала она, поворачиваясь ко мне. — Летчик утверждает, что диспетчерская служба нас проверяет. Словно мы чумной барак.
— Гм. Черт.
— Да.
Мы опустились до двух тысяч футов. В центре круга над черными джунглями возвышался основной стадион, или Гиперчаша, как его называли. Он представлял собой гигантскую ватрушку из стекла с электрохромным покрытием и казался почти завершенным под паутиной строительных лесов, проткнутой со всех сторон бесцветными лучами прожекторов и разукрашенной синими искрами, — на стройке велись сварочные работы.
— Все это придется переделать к Паралимпийским играм, — буркнула Марена. Она что-то жевала. — Вы знаете про специальную олимпиаду? До нее еще шесть лет. — Если мир через два года все еще будет существовать, подумали мы оба. — Тут дело не только в большом числе пандусов. Надо построить специальные корты и завести гигантские туалетные кабинки для сиамских близнецов.
— Я думал, вся эта планета — специальная олимпиада.
Она рассказала, что дела тут обстоят таким образом: восемь лет назад компания Уоррена предложила Белизу в качестве его вклада в XXXIII летнюю Олимпиаду построить автономный комплекс в шестидесяти милях от столицы и побережья, чтобы не выпячивать городскую нищету и избежать транспортных проблем.
— Шутка в том, что Международный комитет был вынужден разрешить Белизу принимать эту Олимпиаду, хотя местная сборная никогда ничего не выигрывает и не выиграет, если только питие рома не введут в программу игр, — хмыкнула Марена. — Хотите никотиновой жвачки?
— Нет, спасибо. Я пока не буду изменять викодину…
[281]
— После соревнований мы переоборудуем площадки под поле для гольфа и превратим комплекс в курортный отель и тематическое сообщество с майяскими мотивами, а также развлечениями типа «Нео-Тео», воссозданной средой обитания ягуара, ультрасовременным геотермальным бассейном с фонтаном вулканического пара. Да, еще станем платить субсидии индейскому населению — хватит десяти тысячам человек, занятым народными промыслами.
— Вы наверняка можете произнести это задом наперед, — сказал я.
— Нет. А вот вы — наверняка.
— Пожалуй, могу.
— Да? Изобразите.
— Ималсы, морп, имынд, оран, — затараторил я. — Гм, ммм, хытян, аз…
— Я вас поняла, — прервала меня Марена. — Садимся.
Пилот сделал разворот, снизился, и теперь мы летели ровно над асфальтовой дорогой, которая вела к Стейку (правильнее будет сказать: к Стейку™), расположенному в полутора милях от олимпийского комплекса.
Колеса шасси коснулись земли. Самолет сбросил скорость, развернулся, вырулил на полосу и остановился. Мы остались сидеть на своих местах. Наконец двери открылись. Вдохнув несколько глотков центральноамериканского аэропланктона, я почувствовал привычную удушающую ностальгию. Ее усиливали пьянящие ароматы — пахло лошадьми и влажным цементом, но преобладал озон. Мы спустились по трапу. На посадочной полосе в резком белом свете прожекторов стояли семь человек.
Нас ждали двое работников службы безопасности Уоррена в зеленой форме, белизский инспектор в белой бобочке, который проверил документы. Кроме того, присутствовали так называемые старейшины Стейка (впрочем, им было не больше сорока) — кажется, официальные встречающие. Один из них вырядился в спортивную фуфайку с изображением облаченного в мантию человека, типа волшебника, на фоне большого заходящего солнца. Надпись, сделанная вычурным жирным шрифтом «папирус», гласила: «Морони, 421 год до н. э. Последний из хороших парней®». Они спросили, все ли хорошо у нас, все ли хорошо у наших близких. У моих близких все нехорошо вот уже пять сотен лет, хотел уже ответить я. Потом все по очереди принялись дергать мою руку. Вот в такие минуты, подумал я, мне бывает радостно, что я родился левшой. Наконец нас представили двум громилам из ДВБ США.
Отлично, усмехнулся я. Вот и приехали. Снова el bote.
[282]
Я не говорил, что провел восемь дней в гватемальской тюрьме в 2001-м? Как ни удивительно, но эти двое громил ограничились лишь тем, что еще раз проверили наши документы. Один из них просканировал наши паспорта и сфотографировал нас на мобильный, а потом стал ждать ответа от своих дьявольских хозяев, скрытых в подземельях Пентагона. Парни поинтересовались, собираемся ли мы покидать территорию строительной площадки, мы ответили «нет». Они спросили, можем ли мы отмечаться по телефону в полдень, мы сказали «конечно». Нас словно отпускали под честное слово. Верзилы договорились о встрече с Мареной завтра утром. Я делал вид, что плохо понимаю по-английски. Они подозрительно поглядывали на меня, но на меня все подозрительно поглядывают. Нам, естественно, не объяснили, из каких соображений станут пасти нас, но это и так было ясно: в связи с атакой на Диснейуорлд.
— Давайте начнем с этого, — предложил главный старейшина — тот, что без спортивной фуфайки.
Он дал Марене бедж и помог ей прицепить его к лацкану. На секунду мне показалось, что он прикалывает ей букетик перед выпускным балом. Протянул он бедж и мне, но прикреплять не стал. На значке сияла яркая зеленая точка прокрутки и был зубчатый зажим-крокодильчик. Меня насторожила моя фотография — та же, что на веб-сайте «Strategy Magazine», я заставил ее снять несколько лет назад.
— Здесь еще есть пароль для входа в местную сеть, — сказал он. — Можете использовать ваш телефон или любой другой мобильный браузер, чтобы увидеть, где вы находитесь на карте, соединиться с персоналом Стейка, получить сведения о наших мероприятиях, расписании Чумовой пятницы, времени обеда и другую полезную информацию.
— Спасибо, — кивнула Марена.
— Но если вы снимете бедж, то у вас взорвется голова, — брякнул старейшина. Извините, пошутил. Хотя он этого не сказал, просто добавил: — Нет проблем.
Нас повели на восток — в сторону от спортивного комплекса. Официальные лица гордо шли впереди, переставляя ноги на манер роботов. С каждым шагом мои каблуки погружались на несколько миллиметров во все еще не остывший асфальт. Гргур спросил, не надо ли понести мой рюкзак, но я пояснил, что он скрывает мой горб. Серб взял две маленькие сумки Марены и обогнал нас футов на пятьдесят. Мы последовали за ним мимо скопления модульных сооружений и сборных ангаров. Невидимые мотыльки, пощекотав наши уши, пролетали дальше, чтобы сгореть в жаре вольфрамовых ламп.
— Джед, — окликнула меня Марена.
— Да?
— Вы знаете, почему у этих ослов на ногах была розовая сперма?
— Ну да.
