— Mejor hacemos nosotros esta cosa, — сказала Марена на удивительно пристойном испанском.
«Пожалуй, эту часть мы лучше сделаем сами». Святой отец не стал возражать, снова благословил место и вышел. Мы втроем простояли минуту, глядя на тело.
— Me da rabia, — пробормотал Хич. В дословном переводе: «У меня от этого водобоязнь», что означало: «Мороз по коже». Я уловил движение его руки — он, видимо, перекрестился.
— Мы так или иначе должны были отправиться в ад, — произнес я.
— Эй, пусть-ка Джед попробует, — усмехнулась Марена, подражая старой рекламе овсянки «Лайф». — Он до чего угодно дотронется.
— Я могу обойтись и без этого, — буркнул я.
— Нет, правда, начинайте.
— Уверен, в рукаве у вас ничего не спрятано.
— Я знаю, но в самом деле… бога ради, начинайте уже. Правда, я серьезно.
— Хорошо, нет вопросов, — сказал я и присел на корточки.
Лизуарте, считая, что я все еще слишком нервничаю, сделала мне безыгольное впрыскивание нораэфрона, и меня теперь чуточку пошатывало. Я сунул руку в гроб, снял домотканую шерстяную материю вверху, а потом стал разворачивать юбки из хлопковой ткани кисейной разновидности. Они были маслянистыми, непрочными и рвались. Соледад мумифицировалась на воздухе, а потому под тканью ее кожа сохранилась довольно хорошо — почти темно-зеленая, она обтягивала маленький, изящный, абстрактный таз а-ля Генри Мур.
[421]
Я нащупал переднюю подвздошную ость, потом прошел вниз под углом сорок пять градусов, надавил на лонное сочленение и подвел под него два пальца. Я повсюду чувствовал жесткую шершавую кожу, а под ней тягучую, мясистую массу. Трупный жировоск. Я коснулся двух кожистых складок, напоминающих засохшие листочки денежного деревца, и ввел пальцы в вагину, преодолевая сопротивление трухлявой плоти. Бедняжка. Я, конечно, проделывал нечто подобное с одной-двумя зрелыми — назовем их так — женщинами наших дней, но таких рекордов, как в этот раз, мне ставить не приходилось… Расслабься, детка. Мой палец наткнулся на то, что сначала показалось мне копчиком, но потом я понял, что обнаружил предмет моих поисков, и обхватил его пальцами. Облегчение вкупе с тревогой насытили мою кровь, и я раздулся до пропорций того типа, что смотрит с рекламы покрышек «Мишлен». Я вытащил руку и покатал находку на ладони. Это была маленькая шестиугольная коробочка размером с кальциево-магниевую таблетку, почерневшая, изготовленная, видимо, из меди. К ней прилипли крошки трупного воска, и я соскреб их ногтем. На медальон не похоже. Наверное, игольница. Лизуарте раскрыла на расстеленном на полу полотенце увеличительное стекло с подсветкой, я положил на столик этого приспособления извлеченную мной штуковину и принялся ее рассматривать. Клейкая масса на краю — вероятно, печать из красного воска. Повозившись минуту с пинцетами и зубоврачебным скребком, я снял крохотную крышечку. Внутри был черный свиток. Вроде металлический. Я извлек его, осторожно развернул, и мы увидели треугольную пластинку тонкой фольги размером с марку мыса Доброй Надежды.
[422]
Может быть, сестра оторвала кусочек от дароносицы? Нет, скорее это сделал я. Поначалу казалось, что на нем ничего нет, но когда я дохнул на него, проявились процарапанные иголкой линии — этакая дерганая смесь унциала
[423]
и моего собственного корявого почерка левши.
И все. Что такое? «Tonto did». Тонто сделал. Что же сделал Тонто? И этих букв и цифр я тоже не знаю. Угу. Я не мог сказать, что я испытываю: разочарование, испуг или замешательство. У меня было ощущение, будто я вскочил на ноги после часа инверсионной терапии.
[424]
Потом уже Марена рассказывала, что положила руки мне на плечи, потому что боялась, как бы я не упал на спину. Но я не почувствовал ее прикосновения.
— Всем поздравления, — объявила она после продолжительного, как я догадался позднее, молчания.
Я ничего не ответил.
— Джед? Вы в порядке?
— Да, — пробормотал я.
— А что случилось?
— Тут какие-то орфографические ошибки.
(21)
Нас провели через границу бесшумно, мы проползли, словно угри. Должен признать, что операция была проведена без сучка без задоринки, без шумихи, которую устроили бы военные. Кажется, я ничего еще не говорил о войне. Может быть, потому, что с политикой в Латинской Америке происходит все та же старая история. Если вкратце, то через три дня после атаки на Орландо Гватемала заявила, что Штаты перестали быть функционирующим государством и все соглашения, заключенные под давлением США и НАТО, следует пересмотреть «с учетом нового политического ландшафта». И выдвинула требование, чтобы Белиз в полном объеме наделил гватемальских инспекторов полицейскими функциями. Почему там присутствовали эти инспекторы, объяснять долго, но попробую в нескольких словах: гватемальские преступники, они же борцы за свободу коренного населения, находились теперь в Белизе в условиях подполья, а гватемальские власти хотели посадить некоторых из них на скамью подсудимых. Беда была в том, что Гватемала всегда рассматривала Белиз как свою двадцать третью провинцию и время от времени пыталась подтвердить это на деле.
Белизцы, естественно, ответили отказом и посадили инспекторов за решетку. Гватемала послала войска к границе, и 29 января белизская ракета комплекса «Эс-Эс-Эм»
[425]
с боеголовкой, начиненной вакуумной взрывчаткой, упала вблизи гватемальской деревни в Петене. Белизское правительство сообщило, что от взрыва погибли пять солдат на заводе химического оружия. Противоположная сторона тоже подсчитала количество жертв — сто сорок два гражданских лица, находившиеся в школе. Гватемальский парламент объявил, что страна пребывает в состоянии войны. Несколькими неделями ранее в ситуацию, конечно, вмешались бы Штаты, но теперь они заделывали течи в собственном корабле. Когда мы собрались пересечь границу (в воскресенье, 17 марта), войнушка ограничивалась так называемыми спорадическими обстрелами около Бенк-Вьехо-дель-Кармен. В общем, ерунда собачья. Однако по данной причине теперь не только я не желал официально появляться в Гватемале. Может быть, если бы не мои проблемы, уорреновские хитрецы взятками (обманом, блефом) просочились бы через блокпост. Но вместо этого они решили действовать по старинке и перейти границу незаконно. Сначала планировалось провести пятерых из нас (Марену, Майкла, Гргура, Хича и меня), а на следующий день — остальных другим маршрутом. Встречу назначили у Сан-Кристобаль-Верапаса.
