— На западе — не меньше пяти аровцев, — сказал он, вытаскивая пачку «555» без фильтра. — Что там на востоке — точно не знаю. Но, судя по тому, что говорит мэр деревни, — он использовал слово «alcalde», что скорее значит «неофициальный мэр», — похоже, что его купили. Он сказал, чтобы никто из местных не ходил в эти поля.
— Должно быть, они умеют обтяпывать такие дела, — усмехнулся я.
Отзынь хмыкнул, вкладывая в этот звук значение «supongo»,
[485]
чиркнул старенькой «зиппо». Я почувствовал, что Ана, которая находилась в другом конце приемной, поедает его взглядом, словно говоря: сэр, это зона для некурящих, но, как ни удивительно, она не устроила ему выволочки.
— Хочется разобраться с этим волосатым, — заявил я.
Я давно вынашивал планы мести. Не мог забыть Гарсия Торреса, офицера, который носил большую бороду, того, кто распорядился убить моих родителей.
Отзынь выдохнул и взглянул на потолок, давая понять: он уверен, что АР подслушивают и даже, вероятно, записывают все, что мы делаем аудио-, видео- и биохимическим способами. Дым от сигареты поднялся вверх и собрался в удлиненном канале стрельчатого свода, как туман над рекой.
— Мне все равно, — буркнул я. — Я должен сделать это.
— Если ты до сих пор так переживаешь, то надень на себя ECA и иди к нему в дом, — сказал Отзынь.
Он имел в виду вакуумную бомбу — по-испански «explosivo combustible-aire».
— Видишь ли, я хочу быть уверенным, что дело выгорит. И потом, я теперь богатый трус. Пора потратить денежки на эту проблему.
— Ну, посмотрю, что удастся узнать.
— Я хочу, чтобы ему было больно, — твердо произнес я.
Некоторое время назад я решил: пусть ГТ знает, что его убьют.
Люди, которых взрывают или приканчивают выстрелом в спину, даже не успевают понять, что случилось. Так что какой в этом смысл?
— Слушай, давай не все сразу, — протянул Отзынь.
— Нет, серьезно, сколько, по-твоему, мне понадобится денег?
— Пять долларов.
— Отлично.
— И что касается меня, то я не буду этим заниматься. — Он глубоко затянулся, спалив разом чуть не половину сигареты, а окурок загасил о ручной огнетушитель.
— Тебе вовсе незачем этим заниматься, — заверил я. — Я хочу, чтобы ты был жив-здоров и помог мне в нашем деле.
Надеюсь, через девять месяцев мир не перестанет существовать, подумал я. Чтобы я мог осуществить свою страшную месть. А потом — хоть потоп.
В дальнем углу кто-то зажег лампу. Я заметил, что дождь прошел. Сумерки сгущались. Отзынь откинулся назад и закрыл глаза — я помнил эту его привычку. Я встал и засеменил к мониторам. Экран показывал, что до часа Ч осталось 5.49. А там — поехали. Скоро пора начинать тестирование, подумал я.
Ко мне подошла Марена.
— Пойдем прогуляемся, — пригласила она.
— С удовольствием, — пробормотал я.
Появилась Ана и что-то шепнула на ухо Марене, явно предупреждая: гляди, мол, в оба, чтобы этот не сбежал. Я повернулся к двери. «Я за ним присмотрю», — наверное, ответила ей Марена.
Я откинул клапан на дверях и вышел, Марена — за мной. Держит меня на шестифутовом поводке. Словно у меня не было локатора в ухе. Будто я мог удрать отсюда. Ну, впрочем, их трудно упрекать. Я стал крупнейшим вложением, какое кто-либо из них делал в жизни. Миллионы и миллионы долларов потрачены, чтобы всего лишь пройтись электрическим гребешком по лобной части коры моего мозга.
Марена обогнала меня и по оленьей тропе направилась к речке. Я собирался вытащить фонарик из одобренного аровцами комплекта выживания, но передумал — еще не окончательно стемнело. Тропинка вилась между тоненькими корявыми стволами, и шагать по корням не составляло труда. Кстати, такое деревце называется ишнич’и’цотц, что означает palo de colmillos murciélago, «дерево клыкастой летучей мыши» — у его маленьких плодов есть по два похожих на клыки шипа. Они-то и дали имя древнему городу Иш. Земля под моими высокими ботинками хлюпала от влаги. В излучине реки под кронами уорреновские парни спрятали лодочку, перевернув ее днищем вверх, и я сел на нее. Я еще различал очертания предметов, но вода казалась черной. Ширина реки была здесь не больше десяти ярдов, а потому эта чернота не пугала. Хор насекомых смолк, но возникло ощущение, будто чего-то не хватает.
Марена уселась рядом со мной, но не вплотную. Я на это почти не обратил внимания, что совсем на меня не похоже.
— У вас все в порядке? — спросила она.
— Вполне, спасибо, — сказал я, но голос мой, вероятно, прозвучал отчужденно и сухо.
Она прикоснулась к моему плечу и тут же убрала руку.
— Вы слишком глубоко дышите, — заметила она.
— Вообще-то обычно у меня поверхностное дыхание.
— Вы уже купались? — поинтересовалась она.
— Нет.
— А я ходила сегодня утром. Здорово. Майкл говорит, что крокодилов тут нет. И пираний.
— Резонно, — ответил я. — Пираньи обитают чуть не на другом континенте.
— Отлично. — На Марене было что-то надето сверху и снизу, и она вывернулась из того и другого. Опа. Quieto.
[486]
— Извините, не хотела вас смутить.
— Нет-нет, — промямлил я, стараясь не таращиться на нее, но и не отворачиваться, потому что это выглядело в равной мере глупо. — Я никогда не смущаюсь.
— Только не берите ничего в голову.
Балансируя по очереди на одной, потом на другой ноге, она стащила с себя узкие, едва ли что прикрывающие трусики. Тело у нее было привлекательно на азиатский манер — миниатюрное, чуть пухленькое, округлое, и она двигалась с этакой евроаристократической небрежностью, как… Господи, да вырасти ты уже наконец, мы здесь все взрослые. Волосы у нее на лобке росли редко, не похоже, чтобы ей приходилось их сбривать.
— Да никогда в жизни, — проскрежетал я.
Слишком поздно отворачиваться. Это означало бы, что я проиграл. Поэтому я сунул в передний карман руку, протертую «клинексом», чтобы так незаметненько высвободить из пут мой мощный verga,
[487]
но она увидела мое движение.
— Не смущайтесь — у многих мужчин возникает эрекция, когда они видят меня обнаженной.
Ее соски зазывно торчали в сером свете, словно миниатюрные трюфельки от «Мезон дю Шокола».
[488]
— Безусловно, ведь… это естественно, и биологически…
