Переводится: «Это подарок для моего друга».
Произносится: «Мончжо поадо твэмника»?
Переводится: «Можно посмотреть?»
И загадочный ответ: «Игот-гва катхын госыро сэккари тарын госи иссумника».
Переводится: «Вообще-то у моего друга такое уже есть, только другого цвета».
Что мог вывезти корейский физик Ким из Научного центра в Церне? Что уже есть у его друга, только другого цвета?
Пультовая большого адронного коллайдера.
Чайные чашки. Стеклянная баночка из-под алтайского меда.
Кстати, баночку, выброшенную байкером под Манжероком, так и не нашли.
Видел кто-нибудь такую в «Дарьином саду»? Анар утверждал, что не видел. Буфетчица утверждала то же самое. В баре «Дарьиного сада» всегда можно спросить чай с медом, неважно, что Анар, как байкеры, предпочитал не сросткинский, и даже не манжерокский мед, а свой, чемальский. Буковский на как бы случайные вопросы младшего лейтенанта Смирнова-Суконина отвечал односложно, Анечка вообще ничего не поняла. Спрашивали Карину, спрашивали всех бывших жен Анара, причем с китаянкой Анар разговаривал сам. Позже хорошие переводчики по аудиозаписи подтвердили, что Анар правильно спрашивал. Китаянка в ответ заявила, что стеклянную баночку, обклеенную фольгой, никогда в «Дарьином саду» не видела, но всё равно не верит таким людям, как доктор Валькович. Он неправильный человек, сказала китаянка. От таких людей, сказала она, всегда зависит несоразмерно много. Объяснять свои слова китаянка не сочла нужным. Она два раза видела доктора Вальковича на берегу реки. Ей ясно. Так не гуляют люди, у которых на душе мир.
«У него что, ноги кривые?» – не выдержал Анар.
Китаянка на этот вопрос не ответила. Тогда Анар взялся за выпестышей.
И Венька, и Якунька, и Кланька, и Чан – все четверо отвечали по-русски, отвечать на других языках Анар запретил. Удалось выяснить, что в то утро, когда над Чемалом разразилась гроза, выпестыши видели доктора Вальковича на набережной.
«Подохнет ведь», – жалела орущую кукушку Кланька.
«Да почему подохнет?» – не верил Якунька.
«Она кукует, а ей жрать надо».
«Покукует и полетит червяков искать».
«Нет, теперь не полетит», – жалела кукушку Кланька.
«Да почему не полетит?»
«Она чокнулась».
Когда выпестыши дошли до этого трагического момента, кто-то на набережной дико заорал на кота, охотившегося на птичек. Кот, конечно, затаился, а человек… ну, про которого спрашивают… он в шортах был и в рубашке защитного цвета… стоял на пустой набережной, рассматривал баночку…
«Из-под меда?»
«Мы не знаем».
Чан вообще утверждал, что баночка была пластмассовая.
Но Чан легко мог перепутать, ведь по матери он был китаец.
Когда на кота крикнули, этот человек… ну, который в шортах… он уронил баночку в реку… А там камни, течение… Там вода холодная… Баночку могло унести вниз по течению… Чемальская ГЭС выдает ровно столько энергии, сколько могут дать такие вот старенькие турбины, но смотрите: засветились даже неподключенные к сети лампочки, и струи в реке играли как северное сияние.
А еще поразительно то, что вещдок (снайперская винтовка), утерянный майором Мухиным (о чем генералу еще неделю назад доложили во всех подробностях), несколько дней пролежал в Новосибирске – в Анечкиной квартире…
Охотник лося убил, записывал я в своем блокноте. Чомон-гул – «большое мясо».
Жена охотника в лес пошла. На ней грудное солнце – женское украшение. Младшая дочь сказала: «С тобой пойду».
«Тебе еще нельзя. Не ходи».
Но дочь к лосю тайно ушла. «О, Чомон-гул! О!» – Сухой веткой смела снег с мертвой головы лося. – «О, Чомон-гул! О!» – Мохнатое лицо лося открыв, смотреть стала, в мертвых глаз черноту смотреть стала. «О, Чомон-гул! О! Когда охотник тебя догнал, в твоем сердце худо сделалось. В твоем сердце боль встала».
Вернувшись, сказала матери:
«Теперь никогда не будем убивать и есть зверя».
Отцу и братьям так сказала, всех соседей обошла:
«Теперь никогда убивать зверя не будем».
Послушались. Стали голодать. Многие люди, обессилев, совсем слегли. Мох сосали, плакали. Шамана позвали: «Зачем такое? Зачем нам терпеть?»
Шаман ответил: «Упомянутая девушка течение миров нарушила. Упомянутая девушка в смутную черноту глаз убитого лося смотрела. Вслух сказала: «О, Чомон-гул! О!» Духи ее услышали».
Спросили:
«Мы с этим что сделаем?»
Шаман птичьи кости над огнем качал, ответил:
«Упомянутую девушку убейте».
«Почему ее убить? Это будет худо».
«Если один умрет – худо. А если все – совсем худо».
Немедленно убили. «Пусть теперь охотник пойдет. За мясом пойдет. У кого сохранились силы, тот пойдет».
Еще полдень не наступил, а уже убили первого лося.
С тех пор снова стали убивать. С тех пор поправились.
Вот такую веселую сочиняли книжку мы с практикующим доцентом.
А еще сошедшая с орбиты луна…
Сбесившиеся рыбы в океане… Меняющиеся течения…
Непогода над Азией… Напрочь закрытый повсюду мир…
«Если один умрет – худо. А если все – совсем худо»…
…Над Чемальским водохранилищем генерал Седов увидел белое пирамидальное облако. Оно стояло над горами абсолютно неподвижно, солнце никак на него не действовало.
«Цель определена».
Спрятанный в ухе приемник ожил час назад.
Генерал слышал всё, что ему передавали наблюдательные и аналитические службы.
Рынок… Баночки с медом… Самодельные бубны… «Западный берег водохранилища». Не один десяток специалистов был задействован для того, чтобы вывести генерала Седова на обнаруженный тайник с оружием. Скорее всего, это и была винтовка майора Мухина, точнее, его пропавший вещдок. Оставалось выйти на берег, что генерал и сделал. Неторопливо, но и не переигрывая, шел по камням, прихотливо изглоданным водой.
«Сосняк по правую руку».
Генерал уже шел мимо сосен, взбегающих по крутым склонам.
Кое-где сосны буквально лепились к отвесным стенам, но держались, цепко держались, даже ветры их не побили.
«Тропинка».
Сразу и не заметишь.
Непонятно, кто лазал тут по скалам.
«Третья площадка снизу».
Генерал присел на сухую известняковую глыбу и минут пять вглядывался в спокойную темную воду. Доклады поступали оптимистичные: поблизости никого… возможно, указанное место – резервное… Убедившись, что поблизости действительно никого, нырнул в сосняк, почти на ощупь нашел тропинку. Стараясь не примять веток, поднялся на площадку, надежно скрытую в деревьях, присел, прислушиваясь к хорошо придуманному, почти случайному писку в приемнике.
