«Шаман ползет! Сильный шаман ползет!»
А шаман в бубен бил. Шаман птиц-зверей призывал.
«Мой праотец! – призывал. – Дерева корни, мои предки, звери, – громко бил в бубен, – все-все становитесь, чтобы помочь, на моей стороне встаньте!»
Тени сдвинулись.
«Что видишь?» – волновался мышонок.
«Плохое вижу».
Лучше объяснить не мог.
Тени колебались, их пошатывало ледяным сквозняком.
«Что слышишь?»
«Совсем плохое слышу».
Стоял в кольце смутных теней.
Они смотрели слепо, как римские статуи.
«Чего такой сильный шаман хочет?»
Киш спросил:
«Чего хочешь?»
«У нас, – ответил Кишу шаман, – человек в болезни, как в чёпке, тонет».
«Пришел спросить, – ответил. – Пришел спросить Билюкая. Трудно пришел. Полз в царство теней между кочками на брюхе. Кричал по-птичьи, выл как зверь. Мохнатый, кривой, сам себя боялся. По дороге сказочную старушку встретил. Собаки залаяли, старушка сумеречные глаза открыла: «Навсегда пришел?» «Моя прабабушка, – с уважением ответил, – на время пришел». – «Ну, говори свое». – «У нас человек в болезни, как в чёпке, тонет. Узнать хочу, кто человека мучит?» – «Такое узнать, дальше иди».
Шаман бил в бубен.
Тени, колеблясь, слушали.
«Что видишь? Что слышишь?» – волновался мышонок.
«Шаман к Билюкаю пришел. Сейчас вдохнет нужную тень и взлетит обратно».
«Может, нас вдохнет?» – волновался мышонок, стучал по стенкам коробки хвостом.
«Нас не вдохнет. Нас нельзя».
Шаман в это время упал на грязные затоптанные половицы, пополз.
«Мои солнечные лучи, меня отсюда тяните! Мои помощники, меня к людям тяните!» – «Теперь что видишь?» – «Улетел шаман».
IV
Не знал, сколько времени ходил между пустыми домами.
Шуршали за спиной стрелы – привык. Пространство наполнилось пылью вместо времени. Под провисшей черной стрехой увидел стайку гамул. Злые духи гирляндами висели вниз головами, как летучие мыши.
«Хотишь перагов?» – «А как это?» – «Учи албанский!»
Икики из кармана пискнул: «Они говорят, Киш, что ограниченность твоей речи не позволяет им продолжить общение на должном уровне».
Киш спросил:
«Как Билюкая увидеть?»
«Это надо глазами делать», – ответили.
«Это я понимаю. Направление укажите, куда глазами глядеть?»
«Разгони их палкой, Киш! – заорал из коробки Икики. – Смеются над тобой».
«Там живое?» – заинтересовались гамулы. Окружили Киша, он шевельнуться от тесноты не мог. Извлекли деревянную коробку «Спiчки».
«Я под печатью Билюкая!» – изнутри вопил мышонок.
Гамулы распахнули окошечко в коробке, маленькие, стали вовнутрь смотреть.
«Кушать принесли?» – опасливо предположил Икики.
«Аха, принесли».
«Какое принесли?»
«Вкусное», – выложили перед Икики косточки недавно съеденной мыши.
«Зачем мне такое?» – испугался Икики.
«Ты сильно кушать хотел».
«Такое не хочу».
«Не станешь такое грызть, другое к тебе запустим».
«Нет, не надо другое, косточками обойдусь. Я – Илулу, так меня зовите».
«Будем звать тебя Икики. Ты – ничтожество, – решили гамулы. – А будешь кричать, хуже сделаем».
Подождали, пока спросит, как это хуже, не дождались, сами сказали:
«Хвост отрубим и тебе же скормим».
«Я под печатью Билюкая».
«Модератор смеяться будет. Модератор запах мышей не любит».
Спросили, знает ли он, ничтожный Икики, что надо делать, чтобы нигде мышами не пахло? И, не дождавшись ответа, решили, что не знает. Попукали в коробку и окошечко закрыли. Довольные, взлетели под стреху: «Иди, Киш!» – «А куда?» – «В баню».
V
«Что видишь?» – «Переулок пустой». – «Не ходи, там гамулы затаились».
Киш ничего такого не видел, но сворачивал.
«А теперь что слышишь?» – «Теперь шум слышу. Не знаю, что такое». – «Не ходи, там опять гамулы».
Мышонок сопел, прыгал в коробке:
«Теперь что слышишь?»
«Дальние удары слышу». – «Это таран. Дети мертвецов, убитые тобой, пробивают стену, чтобы уйти в тундру». – «Никогда о таком не слыхал». – «Дурак потому что».
После долгих блужданий Киш вернулся к КПП.
На этот раз к воротам из угольного железа его не подпустили.
Дежурный офицер в форменной кукашке, слепо блестя вываренными глазами, коротко потребовал: «Пропуск!»
«У меня нету».
«Сам уйдешь или гамул позвать?»
«Сам уйди! – негромко закричал из коробки Икики. – Не надо гамул. Они очень кислой рыбой питаются».
Дождался, когда Киш отошел от ворот, крикнул:
«Как провидеть будущее, если не знаешь прошлого, а? У тебя совсем голова пустая, Киш. Ты всю зиму упражнялся в беге по кругу, в метании копья, в стрельбе из лука, в ношении тяжестей, был легкий, быстрый, как двухгодовалый бык, а про мозги забыл. Научился прыгать на высоту птичьего полета, а боишься всех».
«Ты в коробке, а я в стрелах, как в пере, – возразил Киш. – Мне ходить трудно, а меня Кутха за рецептом послал. И я, правда, боюсь тех, кого убил в сражении. Наверное, большое число убил, они отомстить хотят. Не хочу встретить их в переулке, здесь темно, не протиснусь».
«Ха-ха!» – «Почему ха-ха?» – «Никого не убил». – «Нельзя завидовать, Икики». – «Называй меня Илулу, трус. Ты только и успел высоко подпрыгнуть. Так высоко, что, падая, разбился бы, но столько стрел пронзило тебя враз, что падал, как на крыльях. Никого ты даже не успел ранить, Киш. Меня сейчас вырвет, какой ты».
На голос Икики снова прилетели гамулы – числом пять.
Маленькие, летали вокруг Киша, звенели, как комары, пытались залезть в карман.
Киш сказал: «Не надо в карман, Икики раскаивается».
«А ты чего хочешь?» – заинтересовались.
«Билюкая увидеть. Дело к нему».
«Хотеть только он может».
«А как узнает, что я тут?»
Гамулы засмеялись, как злые птички: «Модератор всё знает».
«А почему не зовет?»
«Это только он знает».
«Раз всё знает, почему не зовет? Я ему весточку принес от брата».
