Муж сопровождал ее целый день. Разумеется, Джорджина не могла его убедить, чтобы он отпустил ее одну на розыски. Эми была членом его семьи, и он собирался лично выпотрошить Уоррена, после того как Джорджина разделается с ним. Он не стал ничего добавлять к сказанному, слишком взбешенный, чтобы говорить. Ездить с ним по городу было сплошной мукой, и если они опять заявились напрасно… Наконец дверь отворилась. Джорджина влетела в комнату, на ходу выкрикивая:
— Где тебя носит целый день? Уоррен, где она? С первого взгляда было понятно, что Уоррен один, но Джорджина заглянула под кровать и направилась к шкафу.
Уоррен с улыбкой наблюдал за сестрой.
— Уверяю тебя, они убирают под кроватью, Джорджина, и окна моют, взгляни.
— Пожалуйста, без глупостей.
В гардеробе она обнаружила только вещи. Разгневанная, Джорджина посмотрела брату прямо в глаза.
— Где Эми? Не делай вид, что ты не помнишь, кто это.
— Ее здесь нет.
— Тогда куда ты ее спрятал?
— Я не видел ее, — ответил Уоррен, — я все сделал, что было в моих силах, и избегал вас. — Затем он взглянул на Джеймса:
— В чем дело, Мэлори, ты не веришь моему слову?
Джорджина быстро встала между ними.
— Уоррен, будь любезен, не заговаривай с ним сейчас, поверь мне, не надо.
Уоррен и сам почувствовал неладное. Джеймс молчит неспроста, и если речь идет об Эми… Уоррен не на шутку встревожился:
— Вы хотите сказать, Эми пропала?
— Да, и, может быть, еще вчера вечером — Почему вчера? Она могла сегодня рано выйти, разве нет?
— Я тоже так думала, — ответила Джорджина, — но это ни о чем не говорит, она всегда делилась со мной своими планами.
— Но если она собиралась разыскать меня, то, наверное, промолчала бы?
— Но она не привыкла молчать. И как я раньше не догадалась? Я считала, что она отправилась искать тебя в твоей новой конторе. Но если ты не видел ее, — она повернулась к мужу, — если она действительно ушла из дому вчера, то, разумеется, отправилась к Элбани: я не говорила ей, что брат переехал.
Тревога Уоррена с каждой минутой нарастала.
— Она не знает номера моей комнаты?
— Помнится, Дрю упоминал его в тот вечер. Да, она его знает. А что?
— Чан Ятсен у Элбани.
— Кто?
— Хозяин вазы, — уточнил Уоррен. Глаза Джорджины широко распахнулись.
— Тот, кто покушался на твою жизнь?
— Да, именно, и он путешествует с маленькой армией.
— Боже милостивый, ты думаешь, Эми попала в его руки?
— Чан знал, что я там остановился. Конечно, он выяснил, какой номер я занимал, и установил за ним наблюдение. Для него это был единственный выход. Как иначе найти меня в огромном городе? И я уверен, он все еще здесь. Сегодня я все утро провел в доках, пытаясь узнать, на каком корабле он прибыл и здесь ли еще находится. Если Эми наведалась к Элбани вчера вечером, почему они до сих пор молчат? Почему не пришли?
— Куда? Сюда? Я же сказала тебе, она не знает, где ты остановился, и кроме того…
— Но она могла послать за тобой. Она знает, что ты сможешь меня найти.
— Если бы ты позволил мне договорить, то я бы сказала тебе, что Эми этого не сделает. Она любит тебя, Уоррен — Только не сейчас, Джорджи — Очень хорошо, но она не выдаст тебя, особенно если знает, что это грозит тебе опасностью.
— Даже ценой собственной жизни? Тут в разговор вмешался Джеймс. Он спросил на удивление спокойным голосом:
— Ее жизнь в опасности?
— Возможно Ятсен не станет церемониться, если ему что-нибудь нужно. Он все средства перепробует. Боже, я должен был знать, что он не отступится.
— Тебе еще кое-что надо знать, если с ней что-нибудь случится, — с угрозой произнес Джеймс.
— Мэлори, я не думаю, что вам следует сильно волноваться. Им нужен я. Не сомневаюсь, что они отпустят Эми, как только получат меня.
— Мне доставит огромное удовольствие в таком случае вручить им тебя. Когда мы едем?
— Мы? Вряд ли тебе следует вмешиваться.
— Ну нет, я не собираюсь оставаться в стороне.
— Если ты внимательно слушал, Джеймс, — вмешалась взволнованная Джорджина, — то, надеюсь, уяснил, что Уоррен здесь ни при чем. Ты бы лучше думал над тем, как ему помочь, а не искал бы здесь виноватых.
— Я точно знаю, кто виноват, Джордж, мне не надо искать.
— Ты невозможен, — фыркнула Джорджина.
— Я слышал это не раз, — заявил Джеймс в ответ. Уоррен, однако, разделял мнение зятя. Как будто он не знал, что Эми может прийти! Решение поменять отель созрело именно после слов девушки, а не после встречи с китайцами. Появись он на Беркли-сквер вовремя, этого бы не случилось. Но он боялся самого себя, знал, что не устоит перед девушкой, если увидит ее. И он не появлялся в доме сестры, боясь собственных желаний, называя это обыкновенной проснувшейся похотью. Но нет, похоть не имела ничего общего с тем страхом за нее, который он испытывал сейчас.
Двадцать минут спустя Уоррен и Джеймс входили к Эл-бани, оставив Джорджину в экипаже. Через несколько минут в вестибюль спустился Ли Лян, вызванный запиской.
Уоррен его помнил по своим посещениям дворца Чана в окрестностях Кантона. Поговаривали, что правитель и сам прекрасно говорит по-английски, но использует переводчиков вроде Ли Ляна, чтобы не унижаться.
Ли Лян поклонился:
— Мы ожидали вас, капитан. Следуйте за мной. Уоррен не сдвинулся с места.
— Сначала то, что я хочу услышать.
Ли Лян не стал отпираться, а сразу ответил:
— Она пока здорова. Мы не ошиблись, рассчитывая, что исчезновение девушки сыграет свою роль. — Мельком взглянув на Джеймса, он добавил:
— Ваш друг должен остаться здесь.
— Я не его друг, — ответил Джеймс, — и здесь не останусь.
Ли Лян, казалось, был готов рассмеяться.
— Вы позвали на помощь врага?
— Это дядя девушки.
— А, это ваш зять?
Задав этот вопрос, Ли Лян лишний раз подтвердил, что девушка у них в руках.
— Не имеет значения, — ответил Уоррен. — Он здесь, чтобы увезти ее домой.
— Это зависит от вас, — сказал Ли.
— Вы имеете в виду, от воли Чана? — с горечью сказал Уоррен.
Ли Лян только улыбнулся в ответ и отошел. Уоррен со скрежетом зубовным последовал за ним. Джеймс сказал вслед Ли Ляну:
— Скрытный парень. Уоррен отозвался:
— Чан говорит его устами. Я бы советовал тебе держать рот на замке и предоставить переговоры мне. Я знаю этих китайцев. В некотором смысле они еще живут средневековьем. И чего они на самом деле не любят, так это снисходительности. А у тебя ее хоть отбавляй.
