Неужели он способен частично улавливать мои вибрации, как я – его?!
Или он на миг увидел все это разноцветье?! А ведь он успел привыкнуть к черно-белому миру…
– То не гвалт, пан Станислав, – хмуро отзывается Юдка, боком привалясь к борту чортопхайки. – То пожар, потоп и переполох в придачу. Логиновские черкасы как снег на голову… кто ж мог сегодня ждать?! С трех сторон на хутор вломились. Со мной – семеро, и то двое поранены, да вот еще пан Рио, пани Сале и байстрюк голопупый. Остальные небось уже в пекле смолой разговляются, кто удрать не успел!
– Ясно… – Лицо зацного и моцного пана мгновенно становится мрачнее зимней вьюги, навалившейся на замок. – Как думаешь, сотник, сколько времени у нас?
– Полчаса есть. Пока они дом перешерстят, пока сюда прискачут… Ну а там – сколько замок удержим.
– Людей, говоришь, мало?
– Те, что сказал, да еще трое в карауле у ворот сидели. Я их с караула снял – вон, ворота запирают, лоботрясы…
– Мало. Ах, мало!.. А у Логина?
– Не знаю, пан Станислав. Он, видать, обоз с молодыми чурами покинул, с собой старых реестровцев взял, и то не всех… всех забирать нельзя, мало ли… Ну, еще, пожалуй, сечевиков приписанных. Я бы на его месте всенепременно взял, сечевики в скачке злые. Думается мне, десятка три-четыре есть наверняка, а может, и все пять.
Теперь пан и его надворный сотник говорили вполголоса, чтобы не слышали сердюки, но я позаботился о Рио, чтобы герой случаем не остался в неведении.
Панько, ведьмач, почему ты пожадничал, почему не подал мне еще чуток милостыни?! Стыдно, ох как стыдно…
– Полчаса, говоришь? – задумчиво протянул Мацапура, кусая губы. – А еще полчаса сверх того замок удержишь, сотник?
– Не ручаюсь, пан Станислав. Но постараюсь. Очень постараюсь.
– Ты уж постарайся, мой жид. Ты очень постарайся. Тогда и мы с пани Сале в свою очередь очень постараемся. Глядишь, уйдем, и Логина с носом оставим. А нет… сам понимаешь.
Юдка кивнул, промолчав.
– Тогда командуй. Оборона – на тебе.
– Факелы б на стены надо, – Юдка словно, в свою очередь, прочел наши с Рио мысли. – Одна беда: задует ветром…
Мацапура ухмыльнулся и хлопнул своего надворного сотника по плечу.
Тот аж качнулся.
– Не задует. Мне ли тебя учить, как ветродуя заговаривать?! Ладно, тебе еще силы понадобятся… Сам все сделаю.
И, махнув рукой Сале, он скрылся в дверях. Сале с моим сыном на руках послушно двинулась за паном Мацапурой. Я чуть было не подтолкнул Рио шагнуть следом, но нас задержали.
– Ну вот, пан герой, пришла пора харч отрабатывать, – рыжая бородища Юдки оскалилась белым льдом зубов. – Наверху, я думаю, и без жидов да героев справятся. Или пан – колдун?
Пан не колдун.
Пан следует за надворным сотником, отдающим распоряжения сердюкам.
Пан готов отрабатывать харч.
* * *
Старый, очень старый человек не в духе.
Ругается.
Впрочем, он всегда не в духе и почти всегда ругается.
– Некогда мне с тобой лясы точить, надоедливое ты существо! – слышу я прямо с порога.
«С порога» – это скорее поэтический образ, нежели правда. Я еще ни разу не переступал порога его жилища – ни приходя, ни удаляясь. Обычно я выхожу из стены или из колонны. Странное дело: чем плотнее внешне материальные предметы этого Сосуда – тем легче мне торить сквозь них путь! Надо будет как-нибудь поинтересоваться…
– Почему? – спрашиваю я, зная: этот вопрос действует на старого рав Элишу, как запах вина – на горького пьяницу.
– Что – «почему», ошибка Святого, благословен Он?! Ну вот, из-за тебя богохульствую… Что – «почему», я тебя спрашиваю?!
Это хорошо.
Теперь уже он меня спрашивает.
Значит, сложилось.
– Да, кстати, тебя можно поздравить? – спохватывается старый, очень старый человек. – Ты уже обзавелся потомством?
Это он просто так. Он и сам прекрасно знает: время не значит ничего ни для меня, ни для рав Элиши. Для него моя Ярина будет вечно ходить в тягости, и он не доживет до ее разрешения от бремени – только потому, что время для одних идет, для других бежит, а для третьих…
«Что это такое – время?» – спрашивают третьи.
– Глупый, глупый каф-Малах еще не исполнил заповеди «Плодитесь и размножайтесь»! – смеюсь я, до половины утонув в стене. – Зато глупому каф-Малаху хотелось бы знать, как исполняют эту заповедь истинные Существа Служения, громоздя Рубеж на Рубеж!
– Ты совершеннолетний? – в ответ интересуется рав Элиша.
Пожимаю плечами.
– Я так и знал, так и знал…
– Что именно?
– Что ты ждешь от старого, больного человека непристойностей, дабы слушать и гнусно ухмыляться в ответ! Не выйдет! Потому что бейт-Малахи плодятся вполне пристойным (с их точки зрения!) образом… Известно ли тебе, что до тринадцати лет в человеке еще нет души – есть лишь ее зародыш, искорка «нэр-дакик», которая в день совершеннолетия притягивает к себе душу из круговорота «гилгулим», готовую воплотиться для исправления?!
– Да, рав Элиша. Ты однажды говорил мне об этом, а также о том, что изначальное число душ конечно, и поэтому они иногда вынуждены воплощаться частично… но позволь, я спрашивал о другом!
– Он спрашивал! Нет, люди добрые, только послушайте, что говорит этот неудачник! Он спрашивал! А про то, что мир держится на праведниках, на тех цадиках, кто, сам того не ведая, служит ответчиком за мир перед Святым, благословен Он, – об этом ты не спрашивал?! О том, что большинство праведников с виду отъявленные грешники, как фарисей Савл, любитель кидаться камнями, или рабби Акива, треть жизни проведший в пьянстве и распутстве, – об этом ты тоже не спрашивал?!
Молчу.
Иначе замолчит он.
– А то, что если будущий цадик до своего совершеннолетия, до воспринятия истинной души попадет в безвыходное положение, грозящее ему смертью, если при этом он будет испытывать терзания не только телесные, но и душевные, не в силах помочь себе и близким своим, и если он очень пожелает… Ты спрашивал, что будет тогда?! Ты спрашивал, что случится, если вопль такого мальчишки вонзится в небеса – и в ответ получит исполнение желаний?! Ты… ты…
Старый, очень старый человек долго кашляет.
И впервые не отталкивает мою руку, когда я тянусь за двенадцать Рубежей и протягиваю ему чашу, наполненную прохладой водопадов Джур-Джур.
Капли текут на всклокоченную бороду.
Тишина.
– Он спрашивал… Глупый, глупый каф-Малах! – бесплатный сыр бывает лишь в мышеловках! За исполнение желаний приходится платить, и чаще всего платишь самим собой. Наивные люди! Надо обладать очень богатым воображением, чтобы придумать Дьявола и его присных. Надо полагать свои души слишком большой ценностью, – и здесь они правы, даже ежеминутно втаптывая эту ценность в грязь! – чтобы вообразить рогатого скупщика лежалого товара…
