Он сам не заметил, как заснул.
Корбелл внезапно проснулся, хватаясь за ускользающую мысль. Почему он никогда не спрашивал о биологических зондах? А действительно, что это такое? И почему он не задавался этим вопросом раньше? Он знал, что это такое и где находится: десять тяжелых толстых цилиндров, закрепленных на корпусе космического корабля; суммарный вес примерно равен весу системы жизнеобеспечения пилота. Он знал распределение их массы, действие системы зажимов, удерживающих зонды на корпусе, и последовательность действий по обслуживанию и ремонту этих приспособлений в различных условиях. Корбелл даже почти знал, что будет с зондами после сброса: информация вертелась на кончике языка. Значит, он уже получил инъекцию РНК, но еще не видел инструкций.
Однако он не знал, для чего эти зонды нужны.
И с кораблем та же ситуация, сообразил Корбелл через некоторое время. Он знает все о таранном корабле с биологическими зондами на борту, но ничего не может сказать о других типах космических кораблей, межпланетных путешествиях и орбитальных челноках. Он прекрасно знал, что его запустят с Луны с помощью линейного ускорителя, знал устройство ускорителя, даже видел его — триста пятьдесят километров колец, стоящих вертикально на ровной лунной поверхности. Джером мог справиться с любой неполадкой, возникшей во время запуска, — и этим исчерпывались его знания о Луне, ее освоении и использовании, если не считать того, что он видел по телевизору двести лет назад. А что вообще происходит в мире? За две недели с момента прибытия (пробуждения? создания?) он видел четыре комнаты, две крыши и городской пейзаж, состоящий из прямых линий, а также говорил с человеком, который вовсе не хотел делиться с ним информацией. Так что произошло за двести лет? Те люди, что спят вокруг него, кто они? Зачем они здесь? Корбелл не знал даже, «отморозки» они или современные люди. Впрочем, пожалуй, современные: никого из них условия жизни не смущали.
За свою жизнь Корбелл строил здания в самых разных уголках мира и всегда перед поездкой старался ознакомиться с языком и обычаями страны назначения. А здесь ему пришлось начинать с абсолютного нуля. Естественно, он растерялся. Как плохо, что не с кем поговорить! Он учился запоем; ему пришлось воспринять столько информации, что он даже не понял, как сильно она ограничена. Государство учило его только тому, что ему необходимо знать для выполнения работы таранщика. Конечно, это можно понять. Он улетает на триста лет, так зачем Государству давать ему знания о современной политике, технологии и традициях? Когда он вернется, придется разбираться во всем заново. Если он вообще вернется… Кстати, почему он стал называть правительство Государством? Почему убежден в его всемогуществе, если ничего о нем не знает?
Все дело в инъекциях РНК! Они не только давали информацию, но формировали подсознательные убеждения, существования которых обычно просто не замечаешь. У Корбелла мурашки побежали по спине. Его опять меняют! А он еще удивлялся, как это Государство доверяет космический корабль ему одному. Чего им бояться — ведь в него вместе со знаниями день за днем капает патриотизм! Он потерял своих друзей, знакомых, свой мир — и этот мир тоже потеряет. Если верить Пирсу, он терял себя уже четырежды — столько раз преступнику стирали личность. Скелет Корбелла давно переработали для получения удобрений, но это еще не самое худшее. Его убеждения заменялись раствором РНК, с помощью которого Государство превращало его в таранщика.
У него не осталось ничего своего.
На следующий день он не увидел Пирса во время занятий физкультурой, но даже не придал этому значения — после тяжелых ночных раздумий он едва держался на ногах. Корбелл проглотил обед, вернулся в спальню, забрался в койку и мгновенно заснул. На следующий день он поднял глаза от учебного экрана и увидел перед собой Пирса. Вынырнув из потока информации о системе позиционных двигателей, питающихся плазмой от бортового термоядерного реактора (он же аварийный источник электроэнергии), будущий пилот спросил:
— Пирс, а что такое биологический зонд?
— Я думал, вас этому учили. Вы знаете, как с ними работать?
— Изучал это два дня назад. Надо сбросить скорость перед входом в планетную систему, выключить поля, освободить зонд и снова набрать скорость.
— Прицеливаться надо?
— Нет, зонд нацелится сам. Но надо снизить скорость до определенного значения, иначе он пролетит систему насквозь.
— Дальше зонд работает автономно. Удивительно! — Пирс потряс головой. — Никогда бы не подумал. Зонд, Корбелл, ищет планету, похожую на Землю, только с разреженной атмосферой. Их в нашей части галактики в три раза больше, чем планет с кислородно-азотной атмосферой. Возможно, в других частях галактики картина та же самая.
— Но как работает зонд?
— В нем содержится несколько штаммов водорослей, они насыщают атмосферу планеты кислородом. Точно так же фотосинтез изменил нашу Землю пятнадцать на десять в восьмой степени лет назад. — Куратор улыбнулся уголками рта: на более яркое выражение эмоций он не был способен. — Вы станете частью большого проекта.
— Сколько времени он займет?
— Примерно пятнадцать тысяч лет. Точнее мы, к сожалению, сказать не можем.
— Боже, вы что, думаете, Государство просуществует так долго? А само-то оно в этом уверено?
— Это не ваше дело, Корбелл. Хотя… — Пирс задумался. — Нет, я не думаю. И Государство не может быть в этом уверено. Но человечество будет жить, и в один прекрасный день на этих планетах появятся люди. Это Дело с большой буквы, Корбелл: мы обеспечиваем бессмертие нашей расы. Оно гораздо важнее, чем жизнь одного человека, и вам посчастливилось приложить к этому руку. — Куратор замолчал и поглядел на Корбелла, ожидая новых вопросов, но тот глубоко задумался, теребя при этом по привычке нос. Наконец Джером спросил:
— Ну и каково там?
— В космосе? Вы должны были…
— Нет-нет. В городе. Дважды в день я вижу его крохотный кусок. Кубические строения, резьба на уровне глаз человека…
— Зачем вам это, Корбелл? К тому времени, как вы вернетесь, Селердор полностью изменится.
— Я знаю, знаю. Потому-то мне и хочется перед отлетом взглянуть на ваш мир. Ведь я могу умереть в космосе… — Джером замолчал. Он привык к оценивающему взгляду куратора, но таким сердитым никогда его не видел. Голос его стал ровным, рот напряжен.
— Вы говорите, как турист.
— Вы бы чувствовали себя так же, случись вам оказаться в будущем. Любопытство — основное свойство человека.
— Даже если бы я испытывал любопытство, то не стал бы требовать его удовлетворения. О чем вы думали, когда ложились в ваш склеп? По-вашему, будущее в долгу перед вами? Дело обстоит строго наоборот!
Корбелл молчал.
— Вот что я вам скажу. Вы учитесь на таранщика, потому что вы прирожденный турист. Наши тесты это подтвердили. Вы любите неизведанное, трудности и новизна не пугают вас. Это редкое качество. — Глаза Пирса говорили: поэтому я еще не стер вашу личность. — Что-нибудь еще?
