Дописав постановление, военный следователь поднял голову.
– Ну что?
Контрразведчик тоже выжидающе смотрел на хозяина кабинета.
– Нет вопросов, мужики! Сейчас только закуску организую...
В сейфе у майора отыскалась водка, дежуривший по отделу молодой лейтенант принес хлеба, сыра и колбасы, потом сбегал в ближайший киоск за консервами и литровой бутылью пепси-колы.
Майор разлил на троих.
– Тебе дежурить, а мы на сегодня отработали, – пояснил он лейтенанту.
– Пей колу и перекуси с нами.
– За успешное окончание! – Следователь слегка хлопнул по папке свежего уголовного дела.
Три крепкие ладони накрыли сверху стаканы и беззвучно ударились костяшками.
– Будем!
Наступила сосредоточенная тишина – оголодавшие мужики навалились на бутерброды.
– Хорошо расслабляет, – сказал хозяин кабинета. – Когда сердце хватает, приму сто грамм – и как рукой!
– Интересно все-таки человек устроен. – Следователь откусил большой кусок колбасы. – Если у него есть потребность выпить – он и пьет. И никто ему не запретит, хоть что делай!
– Да... Уж скольким головы поотворачивали после восемьдесят пятого – бесполезно! – Майор налил по второй.
Снова сошлись в бесшумном чоканье костяшки рук, умеющих разяще пользоваться оружием и обыкновенной ручкой.
– Человека вообще не переделаешь, – продолжил майор. Лицо его раскраснелось. – Сколько хищников мы в камеры отправили, а толку? У блатных железный Закон: кто у своих ворует – того в гроб кладут. А что надо с нашими предателями делать?
– Тоже в гроб? – спросил лейтенант. Возможно, потому, что не пил, он держался как посторонний и даже ничего не ел.
– Не знаю. Но если два года давать – другим какой пример?
– Мне кажется, кому надо – вообще ничего не дают. Мелочь какая попадется – осудят. А крупняк – прорвал сеть и ушел. Или доказательств не хватило, или обстановка изменилась, или заболел сильно. Что-нибудь обязательно найдется, но не будет он в зоне париться! У меня брат в колонии работает, рассказывает: одна шушера в зоне! Ни авторитетов, ни начальников – работяги да приблатненная шелупень!
– Это верно, Витя. – Майор разлил остатки водки. – Но сие от нас не зависит. Вот они что-то могут, – он показал на военного следователя. – Они, – кивнул на контрразведчика.
– Раньше – да! Теперь и мы ничего не можем, – сказал контрразведчик.
Следователь молча кивнул.
На этот раз стаканы ударились без предосторожностей.
Старшие выпили водку, лейтенант – пепси.
– Кто же может? – спросил он. – Если милиция, военная прокуратура и контрразведка бессильны? Кто? Мне кажется, сейчас только бандиты все могут. Да банкиры всякие.
– Хозяин нужен. – Контрразведчик вытянул руку и с силой сжал кулак. – Чтоб мог команду дать и строго спросить!
– И чтобы слуг своих не давал в обиду! – подхватил майор. – Не отказывался от приказов, не подставлял, не заставлял челюсти разжимать, когда ты после долгой гонки хищника схавал! Да не пинал тебя за это!
– А квартиры нужно людям давать? Оклады нормальные? За жирными ворами следить нужно? – Следователь стукнул кулаком по столу. – Кто это обязан делать? Я, ты или ты?
– Ладно, мужики, пора по домам. Мне только позвонить... С другого телефона.
Лейтенант повел контрразведчика в свой кабинет.
– Сейчас он позвонит – и за нами приедут, – сказал следователь и икнул. – Шутка.
Майор улыбнулся, но без особого веселья.
Контрразведчик соединился с дежурным и передал сообщение для майора Межуева. При этом он контролировал, чтобы дверь в кабинет была плотно прикрыта и оставшийся в коридоре, лейтенант ничего не слышал. Пьянка – пьянкой, дружба – дружбой, а конспирация – конспирацией. Если человек и выпивши это понимает, значит, он профессионал. Если нет – сявка с удостоверением.
Передачу информации от сотрудников службы внутренней безопасности задерживать не принято. Дежурный одиннадцатого отдела заглянул в нужный журнал и узнал, что майор Межуев работает с агентом на конспиративной квартире номер четыре. Он немного подумал. Дело деликатное, лучше не лезть со звонками.
Дежурный перечитал сообщение. «Авторитет Юго-Запада Зонтиков (Клык) настойчиво интересовался Клячкиным и получил его установочные данные». Ничего экстренного в сообщении не усматривалось.
Дежурный посмотрел на часы. Двадцать два сорок. Можно подождать до утра.
К окошку круглосуточного филиала «Мосгорсправки» подошел неопределенного возраста человек с заметной седоватой щетиной на бугристом лице.
– Мама, найди адресок друга, в гости приехал. – В щель под стеклом протолкнулась мятая бумажка, завернутая в пятитысячную купюру.
«Мама», которая была лет на семь моложе посетителя, безразлично придвинула телефон и соединилась с картотекой.
– Клячкин Виктор Васильевич, пятьдесят пятого года, уроженец Владикавказа, – привычно пробубнила она в трубку без всякого выражения и эмоций.
Дежурная провернула огромный металлический барабан, перебрала толстую стопку карточек, извлекла нужную. В правом верхнем углу краснел аккуратный прямоугольник.
– Карточка на контроле, – понизив голос, сообщила она. – Запомни хорошенько клиента, уйдет – перезвонишь. Теперь слушай адрес: проспект Мира...
Через несколько минут дежурная записала на небольшом листке приметы человека и время обращения: двадцать два сорок пять. Листок она подколола к карточке, а карточку вернула в барабан.
В двадцать три ноль пять адресный формуляр гражданина Клячкина вновь пришлось отыскивать среди сотен тысяч картонных бланков. На этот раз описание клиента так отличалось от первого, что было совершенно непонятно, зачем столь разным людям понадобился один и тот же адресант.
Действительно, вид Мечика сразу выдавал в нем недавнего «сидельца», и двое ждавших на просматриваемом из окна горсправки углу сотоварищей принадлежали к той же категории.
Солидно подкативший на «Ауди-200» «прикинутый» Гена Сысоев и сидевший за рулем второй референт Седого – Иван внешним видом претендовали на принадлежность к столичной элите.
Но внешними отличиями дело и заканчивалось, принципы и личностные установки практически совпадали, а цели поиска Клячкина и вовсе были одинаковыми.
Виктор Клячкин находился в отличном расположении духа. Возвратившись от Металлиста, он внимательно осмотрел покупку, разрядил и снарядил обойму, несколько раз щелкнул затвором, попробовал носить – в кобуре, за поясом, в кармане.
Непривычность предмета создавала впечатление, что пистолет выделяется и заметен даже неопытному глазу. Но, покрутившись перед зеркалом, Клячкин убедился, что это не так. В плечевой кобуре «вальтер» не просматривался под пиджаком совсем, засунутый за пояс, лишь слегка оттопыривал левую полу, но создавал впечатление, что может быть легко утерян. Карман он, несмотря на миниатюрные размеры, оттягивал заметно, зато всегда находился под рукой, и привычного, не привлекающего внимания движения было достаточно, чтобы ладонь легла на мелко рифленную рукоять.
