– Ну и память!
Майор покачал головой.
– За последние дни я прослушал все кассеты аудиоконтроля вашего «люкса». Тридцать часов непрерывных разговоров. Безумно интересно!
– Однако!
– Что делать. Операция началась. И мы, и вы должны находиться в полной боевой готовности. Телефон может зазвонить в любой момент.
Как часто бывает в кинофильмах и редко в жизни, тут же раздался телефонный звонок.
Межуев и Асмодей оцепенели. Звонок повторился. Из кухни выбежал Семен. Он смотрел на аппарат так, будто это была бомба с часовым механизмом, отстукивающим последние секунды. И взгляд майора... Асмодей очень отчетливо понял, что слова о боевой готовности для контрразведчиков вовсе не красивое преувеличение.
– Поднимите трубку, – напряженно сказал Межуев.
Гладкая пластмасса скользила, и Асмодей крепче сжал влажную ладонь.
– Позовите Веронику, – сказала трубка страстным густым голосом.
– Вы ошиблись номером...
Задвигались соляные статуи Семена и Валентина Сергеевича, Асмодей вытер платком вспотевший лоб и ладони.
Телефон зазвонил опять.
– Я же сказал, что вы ошиблись! Здесь нет никакой Вероники!
– Здравствуйте. Мне не нужна Вероника. Мне нужен Виктор Васильевич Клячкин.
Можно отлично выучить язык и говорить без акцента, но построение фраз все равно выдаст иностранца.
– Я слушаю... Контрразведчики вновь напряженно застыли.
– Здравствуйте, Виктор! Как себя чувствует ваша печень?
Через девять лет человек не должен быстро узнавать кратковременного знакомца.
– Печень как печень, не жалуюсь. А кто это говорит?
– Помните больницу? Мы лежали в одной палате...
– А-а-а! – обозначил Асмодей радостное узнавание. – Это вы, Роберт?
– Да, это я. Рад, что вы меня помните. Прошло много лет. Как вы живете?
– По-разному. Сейчас неплохо. Когда вы приехали в Москву?
– Пару дней назад. Я аккредитован на конгрессе политологов. Вы что-нибудь про него слышали?
– Боюсь, что нет. Мне осточертела политика.
– Да, у вас ее было слишком много... Виктор, я хочу с вами увидеться, поговорить. У меня есть отличное лекарство, специально для вас.
– Очень любезно, Роберт. Очень любезно с вашей стороны. Я с удовольствием встречусь с вами! Как долго вы пробудете в Москве?
– Несколько дней. Но лучше не откладывать. Завтра вы свободны?
– Сейчас подумаю... Клячкин выдержал паузу.
– Да, со второй половины дня.
– Тогда в три часа. У южного входа в гостиницу «Россия». Вас это устраивает?
– Да, конечно.
– Тогда до завтра.
Асмодей медленно опустил трубку на рычаг.
Межуев показал ему большой палец.
– Здорово! Полная естественность. Пауза узнавания, раздумья о завтрашнем дне... Молодец!
Асмодей осел на ближайший стул. Короткий телефонный разговор вымотал его полностью.
– Подробно запишите, что он сказал, – попросил майор. – Мы не подключались к линии – это легко контролируется из посольства. Лучше не рисковать.
Несколько раз контрразведчик прошелся по комнате. Внутри все дрожало, как после мгновенной тяжелой нагрузки. Оперативный расчет оправдался: Роберт Смит «клюнул». Но это только первый шаг. Одно неточное слово или неловкое движение Асмодея – и он уйдет. Значит, операция «Пески» окажется ненужной, а в нее уже вбуханы десятки тысяч долларов! И «Расшифровка» попадет под угрозу провала! А от нее зависит судьба Системы органов госбезопасности!
Владевшее майором возбуждение требовало каких-то действий. Подумав, он набрал номер дежурного.
– Межуев. Для меня есть сообщения? Так. Кто передал? Читайте. Во сколько поступило? Почему не доложили немедленно?! Напрасно! Получите взыскание!
Бросив быстрый взгляд на прилежно пишущего Асмодея, Межуев перенес телефон на кухню, встретив вопросительный взгляд варящего кофе Семена, приложил палец к губам и кивнул в сторону гостиной. Под мягкий треск телефонного диска прапорщик аккуратно закрыл дверь.
– Картотека? «Симферополь». – Межуев помнил ежедневно сменяемые пароли наизусть. – Майор Межуев. Посмотрите контроль по Клячкину. Да, будьте добры.
– Вот так. – Контрразведчик кивнул с видом человека, убедившегося в том, что сбылись его наихудшие предположения.
– Диктуйте...
Он пощелкал пальцами, и Семен поспешно положил на круглый обеденный стол блокнот и авторучку.
– Ну что? – спросил прапорщик, когда Валентин Сергеевич перестал писать и задумчиво откинулся на узком полукруглом диванчике.
– Оружие при тебе? – вместо ответа спросил майор.
– Обижаете. – Все знали, что Григорьев любил пистолет и никогда с ним не расставался.
– Остаешься здесь до утра, – приказал Межуев, и поскольку Семен ждал объяснений, дал их: – Нашего друга ищут преступники. Причем серьезные преступники. И кто-то еще. Может, тоже бандиты, но другие. За последний час две группы получили этот адрес. Наверняка они где-то поблизости.
– Сколько их? – Прапорщик деловито облизнул губы.
– Трое и двое. Это только те, кого видела дежурная в адресном.
– Пусть привезут автомат и бронежилет. И пришлют двоих обшарить дом.
Майор немного подумал.
– Лучше задействовать милицию. Сейчас доложу Дронову.
Семен взглянул на часы.
– Половина первого ночи.
– Ничего, стерпит.
Межуев был прав. Как и другие сотрудники Системы, подполковник Дронов ожидал от успешного проведения «Расшифровки» многого не только для органов государственной безопасности, но и для себя лично. И ничего плохого в этом не было, потому что только личная заинтересованность движет реальным живым человеком, хотя в былом, вымышленном штатными пропагандистами и агитаторами мире идеальные картонные человечки руководствовались исключительно директивными указаниями, идеологическими предписаниями и коммунистической сознательностью. Жизнь показала, что это ровным счетом ничего не стоит.
Дронов ожидал от успеха операции вполне конкретных и реальных вещей: звания полковника и должности заместителя начальника одиннадцатого отдела. При дальнейшей трансформации отдела в самостоятельный главк должность автоматически становилась генеральской, а возраст еще позволял ему поносить расшитые золотом погоны.
Поэтому звонок подчиненного в столь позднее время не вызвал раздражения, а только любопытство: какие новости принесло развитие событий?
Откинув одеяло, Дронов взял аппарат и прямо в трусах и майке прошел в кабинет, осторожно переставляя в темноте мускулистые волосатые ноги и безошибочно обходя невидимые стол, стул, выступ трюмо. Плотно прикрыв за собой дверь, он включил свет, опустился во вращающееся рабочее кресло и сказал только одно слово:
