Августа Новак сделала паузу. Никто из присутствующих не сказал ни слова. Потом она продолжала:
«В 1936 году мы были с девочками в Берлине на Олимпиаде. Элард тогда учился в Берлине. Вечерами он водил меня и Веру ужинать, а Эдда почти лопалась от ревности. Она донесла на нас, так как мы без разрешения ушли из группы, и из-за этого был большой скандал. С этого дня она причиняла мне неприятности, как только могла, в том числе пыталась сделать посмешищем перед другими девочками на еженедельных вечеринках. Она даже утверждала, что мой отец большевик. Когда мне было девятнадцать, я забеременела. Никто не возражал против женитьбы, даже родители Эларда, но шла война, и Элард был на фронте. Когда подошел срок свадьбы, он был арестован гестапо, хотя был офицером Люфтваффе. Второй назначенный срок свадьбы тоже пришлось переносить, так как Эларда опять арестовали. Разумеется, на него донес в гестапо Оскар».
Пия кивнула. Данные показания подтверждали то, что рассказывал Мирьям поляк, работавший в поместье.
«23 августа 1942 года на свет появился наш сын. Эдда между тем уехала из Лауенбурга. Она и Мария Виллумат, дочь ортсгруппенляйтера НСДАП из Добена, поступили на службу в женский лагерь для военнопленных. После того как она уехала и не могла больше ничего вынюхивать, Элард и Вера тайно переправили деньги, ювелирные изделия и другие ценности на другую сторону Рейха или в Швейцарию. Элард был убежден в том, что война проиграна, и хотел, чтобы, по меньшей мере, Вера, Хайни и я перебрались на Запад. Семья его матери имела частное владение недалеко от Франкфурта, и он хотел отправить нас туда».
— Мюленхоф, — заметила тихо Пия.
«Но этого не произошло. В ноябре 1944 года самолет Эларда был сбит, и он с тяжелыми ранениями вернулся в Лауенбург. Вера тайно покинула свой пансионат для девочек в Швейцарии и Рождество провела дома. Мы помогли Эларду подготовиться к эвакуации, но разрешение было получено только 15 января. Слишком поздно, русские были уже всего в двадцати километрах от нас. Эвакуация началась ранним утром 16 января. Я не хотела уходить без Эларда и моих родителей, а так как я осталась, осталась и Вера. Мы думали, что позже еще будет возможность уехать на Запад».
Августа Новак глубоко вздохнула.
«Родители Эларда готовы были скорее умереть, чем покинуть поместье. Им обоим было уже как следует за шестьдесят, и они потеряли своих старших сыновей в Первой мировой войне. Мои родители были тяжело больны туберкулезом. А младшая сестренка Ида лежала в постели с температурой выше сорока. Мы спрятались в подвале замка, запаслись продуктами и постельным бельем, в надежде что русские нас не обнаружат и пойдут дальше. Около полудня во двор въехал вездеход. Отец Веры подумал, что Швиндерке кого-то послал, чтобы вывезти больных, но это было не так».
«Кто это был?» — спросил Риттер.
«Эдда, Мария, Оскар и его приятель по СС Ганс».
Опять описываемые Августой Новак события совпали с рассказом поляка, работавшего в поместье. Пия задержала дыхание и напряженно наклонилась вперед.
«Они вошли в замок, нашли нас в подвале. Оскар, угрожая нам пистолетом, заставил меня и Веру копать яму. Грунт был хоть и песчаный, но такой твердый, что мы не смогли ничего сделать, поэтому Эдда и Ганс схватились за лопаты сами. Никто не издавал ни единого звука. Барон и его жена упали на колени и…»
Голос Августы Новак, до этого спокойный и безучастный, начал дрожать.
«…начали молиться. Хайни все время кричал. Моя младшая сестра Ида стояла рядом, слезы бежали по ее лицу. Она и сегодня все еще стоит перед моими глазами. Мы должны были встать в один ряд, лицом к стене. Мария вырвала у меня из рук Хайни и оттащила его. Мальчик кричал, не переставая…»
В переговорной комнате стояла мертвая тишина.
«Оскар убил сначала барона и его жену выстрелами в затылок, потом мою младшую сестру Иду. Ей было только девять лет. Потом он передал пистолет Марии, она выстрелила моей матери в оба колена, а потом в голову; затем она расстреляла моего отца. Элард и я держались за руки. Эдда взяла у Марии пистолет. Я посмотрела ей в глаза. Они были полны ненависти. Она смеялась, выстрелив в голову сначала Эларду, потом Вере. И, наконец, выстрелила в меня. Я и сегодня еще слышу ее смех…».
Пия недоумевала. Каких сил стоило этой старой женщине так трезво и по-деловому говорить об этом уничтожении ее семьи! Как можно было дальше жить с такими воспоминаниями, не сойдя с ума? Пия вспомнила о том, что Мирьям рассказывала ей о судьбах женщин на Востоке после Второй мировой войны, которых она опрашивала в рамках своего научно-исследовательского проекта. Эти женщины пережили невероятное — и ничего не рассказывали об этом всю свою жизнь. Как и Августа Новак.
«Я чудом выжила после выстрела в голову. Пуля вышла через рот. Я не знаю, сколько времени была без сознания, но каким-то образом я собственными силами выбралась из ямы. Они насыпали на нас песок, и я могла дышать только потому, что лежала под трупом Эларда. Я поплелась наверх в поисках Хайни. Замок полыхал ярким пламенем, и я наткнулась на четверых русских солдат, которые, несмотря на мое состояние, сначала изнасиловали меня и только потом отправили в лазарет. Когда я мало-мальски обрела силы, меня вместе с другими девочками и женщинами запихнули в вагон для скота. Он был настолько узким, что там было невозможно сесть, и только если часовой был в хорошем настроении, мы получали ведро воды на сорок человек. Нас привезли в Карелию, на Онежское озеро, где мы прокладывали пути, валили лес и рыли рвы при температуре минус сорок градусов. Вокруг меня женщины мерли как мухи, некоторым девочкам было четырнадцать-пятнадцать лет. Я осталась жива после пяти лет работы в лагере лишь потому, что начальник лагеря ко мне хорошо относился и давал мне еды больше, чем другим. Я вернулась из России только в 1950 году с малышом на руках — прощальный подарок начальника лагеря».
— Отец Маркуса, — сделала вывод Пия. — Манфред Новак.
«В лагере Фридланд я познакомилась с моим мужем. Мы получили работу на ферме в Зауэрланде. Надежду найти моего старшего сына я давно оставила. Я никогда об этом не говорила. Мне и потом ни разу не приходила в голову мысль, что знаменитая Вера Кальтензее, о которой я без конца слышала или читала, могла быть Эддой. Только когда я со своим внуком Маркусом летом два года назад совершила поездку в Восточную Пруссию, и там в Гижицко, бывшем Лётцене, мы встретились с Элардом Кальтензее, я поняла, кто он и кто после моего переезда в Фишбах живет совсем рядом со мной».
Августа Новак опять сделала паузу.
«Я хранила свою тайну при себе. Спустя год Маркус работал в Мюленхофе, и однажды он и Элард принесли с собой старый заморский чемодан. Это был настоящий шок, когда я увидела все эти вещи — эсэсовскую униформу, книги, газеты того времени. И этот пистолет. Я сразу поняла, что это был именно тот пистолет, из которого убили всю мою семью. В течение шестидесяти лет он лежал в ящике, и Вера от него не избавлялась. А когда вы, доктор Риттер, Маркус и Элард рассказали о Вере и трех ее друзьях, я сразу поняла, кто они были в действительности. Элард взял ящик к себе, а Маркус положил пистолет и патроны в свой сейф. Я разузнала, где живут они, эти убийцы, и когда Маркус однажды вечером уехал, я взяла пистолет и поехала к Оскару. Все эти годы он маскировался под еврея! Он меня сразу узнал и умолял сохранить ему жизнь, но я убила его так же, как он тогда расстрелял родителей Эларда. Потом у меня появилась идея оставить сообщение для Эдды. Я была уверена, что она сразу поймет, что означают эти пять цифр, и испытает смертельный страх, так как не будет иметь представления, кто мог об этом знать. Через три дня я застрелила Ганса».
