В каюту постучали. Ван Фэнь выпрямился, тяжелые веки притушили алчный огонь. В дверь просунулся босой матрос с масляными от опия зрачками.
– Господин… гость прибыл.
Ван Фэнь поддернул рукава халата, огладил висячие усы. Зажег фонарь, обтянутый бледной бумагой, и вышел на палубу. «Панчо В.» уже пришвартовался к джонке, и Ван Фэнь почувствовал облегчение.
– Очень рад видеть тебя, – поклонился он. Гаспар кивнул. Рядом темнела обезьянья тень – мерзкое животное, приносящее несчастья, ни на шаг не отходило от хозяина. – Благополучен ли был твой путь?
– Туман, – бросил Гаспар.
Ван Фэнь поднял фонарь, давая сигнал. Джонку залил мягкий свет, засуетились матросы, переговариваясь птичьими голосами. Стукнули сходни, луна качнулась меж прутьями решетки, и на палубу спустилась первая клетка. Балобо сунул палец и тут же отдернул, удивленно вскрикнув. В клетке хрюкнули.
– Свиньи?! У меня что, хлев?!
– Сиамские свинки, – объяснил Ван Фэнь. Вновь накатил нетерпеливый гнев. Краснорукий верзила разглядывал свиней с хмурым любопытством, и Ван Фэнь добавил: – Для ресторана с экзотической кухней. Я бы не стал вас беспокоить, но этот глупейший запрет… – Он развел руками.
На корме «Панчо В.» стало тесно. Решетчатая темнота клеток походила на густые заросли тростника. Точно вокруг озера подле задушенного джунглями храма, где Ван Фэнь искал главное сокровище, – пока недальновидные повстанцы отступали, нагруженные обломками проклятой статуи, и дряхлый сторож, сваленный ударом приклада, умирал на каменных ступенях. Так же возились свиньи в полосатой лунной тьме, и так же вскипал ледяной ком в груди Ван Фэня, требуя хватать, не упустить – и не торопиться, чтобы не спугнуть священных животных.
Запыхтел мотор, труба «Панчо В.» плюнула паром, засветившимся под луной, и Ван Фэнь вцепился в фальшборт. Расстаться с добычей даже на сутки казалось невыносимым. Возможность потери терзала Ван Фэня драконовыми когтями. Воображение услужливо рисовало патруль и громил из санитарного надзора, пускающих свиней под нож. Возможно, не внушить истинную ценность животных было ошибкой… Но что, если перевозчик знает? Ван Фэнь пропустил усы через пальцы, стирая с лица следы яростного ужаса.
– Гадальщика ко мне, – бросил он. Слуга тенью метнулся к каютам.
Под сухой треск стеблей тысячелистника Ван Фэнь смотрел вслед катеру и представлял, что сделает с Гаспаром, если тот попытается предать его. Губы растягивались в змеиной улыбке. Рядом трясся в обморочном страхе гадальщик.
Угловатые очертания джонки растаяли, и взгляд Ван Фэня перестал наконец сверлить спину. Луна зашла, небо сделалось темно-синим. Из невидимой бухты наплывал слоистый туман. С кормы донесся взвизг, и Гаспар поморщился. Работа есть работа: сегодня перевозишь партию краденых венецианских масок, а завтра – галапагосскую черепаху для подпольного зоопарка. Но свиньи – это слишком. Да и никакой ресторан не станет сейчас покупать контрабандную свинину. Впрочем, дело Гаспара – перевезти свиней. Рябое лицо Ван Фэня выглядело бы слащавым, если б не бешенство в глазах – из-за него вопросов задавать не хотелось.
Балобо прижался лицом к решетке, рассматривая свинок. Они с сопением зарывались в отруби: перед тем как «Панчо В.» отчалил, сиамцы, едва не кланяясь, поставили в клетки по расписанной золотыми драконами плошке, исходящей паром. Только идиот будет так носиться с животными, которых собирается пустить на мясо.
Пробравшись через сонную гавань, «Панчо В.» свернул за брошенный док, отмечающий границу порта, и пошел вдоль обрывистого берега. Здесь неряшливой россыпью построек кончался город. Мелькнул багровый огонь свалки, и берег расступился, открыв узкий пролив – изъеденные скалы смыкались наверху, образуя карстовый грот. «Панчо В.» проскочил линию прибоя и принялся раздвигать носом слой мусора, покрывавшего стоячую воду. Стук мотора рассыпался по сводам пещеры, дробясь и усиливаясь. Гаспар повернул штурвал, и катер нырнул в боковой проход. Известняк остался позади, сменившись кирпичными стенами подземных каналов, и Гаспар задудел в бороду простенькую мелодию. Туннелей и переходов под городом было больше, чем дырок в швейцарском сыре, – в вахтенном журнале дядюшки Гаспара было шесть карт катакомб, взаимоисключающих и в то же время истинных. Найти в этом лабиринте маленький катер было практически невозможно, а туман укрывал «Панчо В.» плотной завесой, надежно пряча от случайного взгляда. Гаспар причалил к узкой бетонной набережной, и Балобо с канатом в руке перепрыгнул на прибитую к стене ржавую лестницу. Вытягивая из кармана кисет, Гаспар прошел на корму.
Маленькие свинки в шоколадной шерсти, усеянной золотистыми пятнышками, были удивительно знакомы, будто Гаспар видел их на старой гравюре. Золотые свиньи Сиама, вдруг вспомнил он. Свернул сигарету, рассыпая табак и роняя листки папиросной бумаги. Уникальный нюх позволял сиамским свиньям чуять металл даже сквозь многометровую толщу земли, а инстинкт побуждал искать золото, как олени ищут соль. Священные животные, живущие при храмах, тщательно охранялись – мало кому довелось видеть их. Сиамские свиньи затерялись на страницах книг в кожаных переплетах, между жабой с жемчужиной в черепе и бескрылой птицей киви, обросшей шерстью, и казались бредом европейца, истерзанного азиатскими джунглями. И вот удивительных свиней тайно привозят в город…
Гаспар почесал бороду. О сокровищах Вандердайса, зарытых в катакомбах, знали все. Когда осенняя вода размывала русла подземных рек, на берег выносило испанские монеты и обточенные песком обломки украшений, сорванных с жертв пиратов. За триста лет клад успел обрасти невероятными слухами. Лишь дети да наивные чудаки верили, что поиски оказались бесплодными потому, что найти золото суждено именно им. Большинство незадачливых кладоискателей заканчивали дни в глубинах подземных лабиринтов. Но Ван Фэнь при всем своем мистицизме был законченным прагматиком, и раз уж взялся за дело – значит, игра стоила свеч.
Гаспар затянулся едким дымом и заходил по палубе, косясь на ряды клеток.
Утренний свет струился в мохнатую от ржавчины решетку водостока. Отблески косых лучей добирались до «Панчо В.», вспыхивали в надраенной меди болтов и гасли в тумане, упругом и тяжелом, как китовая шкура, – истории о летающих рыбах, обитающих в его зыбкой плоти, куда правдивей, чем думают многие.
Дядюшка Гаспар дремал в кресле-качалке на баке. У ног тихо играла радиола, настроенная на волну Парижа. Сквозь шипение пробивались звуки аккордеона и грубый голос незнакомой певицы. Гаспар слушал вполуха, отдаваясь полусонным видениям.
Дядюшке Гаспару снился Гонконг. По узким каналам скользили симпаны и джонки – сотни, тысячи глазастых кораблей с рифлеными парусами. С них на Гаспара смотрели непроницаемые физиономии Ван Фэня, и каждый держал в руке толстого карпа. Крупная чешуя переливалась каплями ртути. Гаспар не заметил, как, повинуясь странной логике сна, оказался на борту одной из джонок. Сиамец требовательно протянул рыбу. Гаспар отпрянул, поняв, что стоит взять дар, и он сам превратится в очередного Ван Фэня.
