К. молчал. Анника, широко раскрыв глаза, уставилась на комиссара.
— Ее не зарегистрировали ни в одном шведском суде. Вы даже не зафиксировали ее арест! Вы просто отдали ее американцам! Вот что вы сделали!
Она встала.
— Вы отправили ее в страну, где до сих пор не отменена смертная казнь! Это нарушение конвенции ООН, той самой, которую вы нарушили, когда ЦРУ забрало человека из аэропорта Броммы…
Комиссар поднял руку.
— Опять ошибка, — сказал он. — Да сядь, ради бога. Вопрос об экстрадиции решался на уровне правительства. Она из Массачусетса, а там нет смертной казни.
Анника села.
— Но в США она есть, — сказала она.
— Да, — согласился К., — в тридцати семи штатах. Но в двенадцати ее нет, включая и Массачусетс. Она получит пожизненный срок, это ясно как божий день. Причем это будет действительно пожизненный срок, а не эта ерунда с восемнадцатью годами.
— Так что в ней все-таки особенного?
— Ну, подумай!
Анника беспомощно покачала головой.
«Это не Гопкинс! Как я могла так ошибаться!»
— Так, значит, он позвонил в пожарную службу? То есть он попытался нас спасти, а не убить?
— Мы обменяли ее, — словно не слыша, сказал К.
Она уставилась на него.
— Мы заключили сделку с американцами и обменяли ее на другого человека.
Она прикрыла глаза, вспомнив оживленный разговор в редакции. В ушах снова зазвучал пронзительный голос Патрика Нильссона.
«Правительство дало янки что-то взамен. Мы должны это узнать. Право нападать на производителей простокваши? Право беспрепятственной посадки для ЦРУ в Бромме?»
В мозгу Анники щелкнуло. Кусочки мозаики встали на место.
— Мы обменяли ее на Виктора Габриэльссона!
— Официально ее арестовало ФБР. Так записано во всех документах. Мы никогда не сможем доказать, что она в ту ночь была в Швеции.
— Итак, убийца полицейского вернулся в родные пенаты. Ты думаешь, это равноценная сделка?
— Это было не мое решение, но это означало, что я должен был возглавить расследование причин пожара в твоем доме.
Она изо всех сил старалась понять, что все это значит.
— Значит, вы подозревали ее с самого начала?
— Да, она была первой в списке.
— Что это значит для меня?
— Как я уже сказал, дело о пожаре можно считать закрытым с полицейской точки зрения. К сожалению, в официальных документах будет значиться, что дело просто прекращено. Мне очень жаль, прости.
— Что? — спросила Анника. — Значит, я так и не буду окончательно освобождена от подозрений?
Он слегка покачал головой, печально глядя в глаза Аннике.
— Но как быть со страховыми деньгами?
— О них ты, наверное, можешь забыть.
Она рассмеялась коротким злым смехом:
— Вы продали мой дом, дом моих детей, всего лишь для того, чтобы умаслить ЦРУ и вернуть домой какого-то убийцу.
Детектив склонил голову набок.
— Это не совсем то, что я говорил.
— Хорошо, но что же мне теперь, по-твоему, делать?
— У тебя остались деньги Дракона?
Она тяжело вздохнула и закрыла глаза.
— Мы с Томасом разделили то, что осталось, и теперь мне едва хватит на двушку в Сёдермальме.
— Тебе придется взять кредит, как делают все, или заключить контракт на наем жилья.
Она снова, на этот раз хрипло, рассмеялась:
— Контракт на наем жилья? Где же я в наше время найду такой контракт?
— Знаешь, у союза полицейских есть в городе недвижимость. Я могу устроить тебе квартиру, если хочешь.
Она посмотрела на него и почувствовала, как разочарование и злость желчной горечью подступают к горлу.
— Господи, это общество становится порочным насквозь.
— Неужели? — широко улыбаясь, спросил комиссар.
Анника вошла в редакцию и первым делом оставила ключи от машины на столе секретаря, довольная, что за столом никого не было и никто не станет ругать ее за запоздалый возврат автомобиля.
Она испытывала странную пустоту, облегчение и одновременно печаль.
На следующей неделе состоится развод — после обязательного полугодового периода раздумий. Она бы с удовольствием его отложила, чтобы спокойно еще раз все обсудить с Томасом, но такой возможности не было, ни он, ни она не предложили такого разговора. Фактически они не разговаривали серьезно и по существу с того летнего вечера, когда Томас ушел, а дом сгорел.
«У меня все пошло криво. Все, что могло пойти не так, пошло не так».
Тем не менее насчет Юлии она не ошиблась.
Она взяла со стенда свежую газету и взглянула на первую полосу. Заголовок кричал: «АЛЕКСАНДР НАЙДЕН ВЧЕРА НОЧЬЮ». Дальше следовала абсолютная классика жанра: «Бабушка в слезах: „Это настоящее чудо!“»
Остальная часть полосы была заполнена фотографией Александра в детском саду. (Спикен едва не взорвался, когда Анника отказалась сфотографировать мальчика на телефон и прислать снимок в редакцию.)
Она пробежала глазами текст под фотографией. Он гласил, что тайна, окружавшая загадочное исчезновение четырехлетнего Александра Линдхольма, наконец раскрыта. Бабушка мальчика Виола Хансен сказала: «У меня нет слов, чтобы выразить, как мы счастливы!»
Далее читателей отсылали к пяти двойным разворотам, включая центральный. Патрик Нильссон написал статьи о смерти Ивонны Нордин и пленении Александра. Информацией Патрика снабдила Анника, которую он в нескольких местах процитировал. Патрик упомянул, что Анника присутствовала на месте события, но не написал о ее активном участии в спасении ребенка. К своему удивлению, Анника нисколько не огорчилась этим обстоятельством, понимая, что могла бы и ошибиться в своих умозаключениях. Эмиль Оскарссон написал статью, в которой подытожил убийство Давида, суд над Юлией и похищение Александра. Блестящую статью. Эмиль был просто находкой для редакции.
Анника сложила газету и положила ее на стенд. Как же она устала! Она пришла в редакцию, чтобы уточнить с Шюманом и Спикеном, что должна написать для завтрашнего номера, и был удивлена, увидев в редакции такую массу сотрудников. Обычно по субботам в редакции было пусто и тихо, но сегодня явно что-то случилось. В редакции было негде упасть яблоку.
— Это все из-за Александра? — спросила Анника, ставя сумку на стол Берит.
— Да, и еще из-за сокращения, — сказала Берит, взглянув на Аннику поверх очков. — Список был обнародован вчера во второй половине дня. Шюман обошел закон о занятости, введя половину сотрудников в состав руководства.
