В кафе ввалилась группа шумных подростков — их жестикуляция и громкие голоса вызвали явное неудовольствие сидевших в кафе мамаш.
— Когда появился Александр, все стало совсем плохо, — продолжала Нина, не обращая внимания на невоспитанных подростков. — Он родился недоношенным, и Юлия впала в послеродовую депрессию, и мне кажется, она так от нее и не оправилась. Когда она снова вышла на работу, стала терять самообладание, когда что-то случалось с детьми — будь то насилие, ДТП, да все, что наносило им вред. Два года назад она была освобождена от работы из-за нервного истощения. Последний год она вообще не работала…
Анника смотрела на инспектора Хофман и старалась упорядочить полученную информацию.
«Он замучил Юлию до того, что она заболела. Он был известным бабником. Но когда всплыли обвинения в актах физического насилия?»
— Я хочу вернуться немного назад, — сказала Анника. — Можешь чуть больше рассказать о Юлии? Что с ней происходило, когда она познакомилась с Давидом?
Нина откашлялась.
— Нас была небольшая группа девушек — мы держались вместе после окончания академии, но Юлия от нас откололась. Она стала по-другому одеваться, перестала носить джинсы. Все мы были членами молодежного крыла социал-демократической партии, но Юлия вышла из движения и примкнула к умеренным. У нас состоялся по этому поводу бурный спор, и в конце его Юлия расплакалась. В начале были вот такие мелочи и пустяки…
Анника молча ждала продолжения.
— Так, ты говорила, что все стало еще хуже, когда родился Александр? — спросила Анника, так как Нина продолжала молчать.
— Я знала, что-то не так, но не думала, насколько все плохо, вплоть до нескольких недель до убийства. Давид был невероятно ревнив. Однажды я слышала, как он назвал ее шлюхой и проституткой. Он запирал ее в квартире семь раз. Она даже перестала считать эти случаи. Однажды он запер ее дома за какую-то провинность на целую неделю. Один раз он голой выгнал ее на лестничную площадку. Она так замерзла, что была вынуждена обратиться в больницу. Врачам сказала, что заблудилась в лесу.
— И ты узнала обо всем этом слишком поздно?
— За последние два года Юлия стала очень хрупкой и уязвимой. Один раз она даже лечилась у психиатра. Общались мы нечасто, она меня избегала, но я старалась навещать ее всякий раз, когда Давид был на работе или куда-нибудь уезжал. Однажды, приехав к ней, я обнаружила, что она заперта в доме. Только тогда я поняла, как далеко все зашло.
— Почему она не обратилась в полицию?
Нина едва заметно улыбнулась.
— Ты думаешь, это так просто? Конечно, я тоже ей это предлагала и обещала всеми силами поддержать. Может быть, поэтому она стала рыться в старых папках, где натолкнулась на те обвинения. Юлия всерьез собиралась от него уйти.
— Его романы прекратились?
— Нет, как раз наоборот. Все стало еще хуже. В конце концов, эти любовные связи стали раздражать самого Давида. Он просил у Юлии прощения, говорил, что виноват перед ней, но он всегда ей это говорил…
— Что ты думаешь об этих обвинениях в насилии? Он действительно это совершил?
Нина фыркнула:
— Ну а как ты считаешь?
Анника задумалась.
— Я полагаю, что это очень странно: с двумя мелкими правонарушителями случается абсолютно одинаковое происшествие, причем с одним и тем же результатом.
Нина молча смотрела на нее, и Анника продолжила:
— Они оба были жестоко избиты, каждый из них во время допроса показал, что это сделал Давид, и держался этой версии до суда, где оба вдруг поменяли показания. В этих историях есть и другие совпадения: например, в обоих случаях Давид обращается к ним по именам.
Нина на мгновение отвернулась к запотевшему окну.
— Это тоже бросилось мне в глаза, — согласилась она. — По-моему, они не могли оба, не сговариваясь, измыслить такую ложь. — Она посмотрела на Аннику: — Ты же не станешь писать об этом, правда?
Анника вгляделась в усталые глаза Нины.
— Зачем же ты мне все это рассказала, если не хочешь, чтобы эти сведения стали достоянием гласности?
Нина снова отвернулась.
— Насколько я понимаю, все это может попасть на первую полосу, но решать должна Юлия. Не знаю, захотела бы она предать все это гласности…
Нина встала и принялась надевать темно-зеленый дождевик.
— Ты можешь использовать информацию, если ее подтвердит какой-нибудь другой источник. Но я бы хотела, чтобы ты сначала показала статью мне.
— Конечно, — пообещала Анника.
Нина Хофман вышла из кафе, не попрощавшись и не оглянувшись.
Анника осталась сидеть за столом с чашкой остывшего кофе.
Нина не любила Давида Линдхольма — это совершенно ясно. И в этом нет ничего странного, если то, что она говорит, — правда. Это же ужасно — видеть, как твоя лучшая подруга увязает в разрушительных отношениях и ничего не может с этим сделать.
«Это ужасно — все знать, но читать на первых полосах газет, каким героем был Давид Линдхольм».
Анника взяла сумку и вышла из кафе к машине, незаконно припаркованной на Бондегатан. Штрафной квитанции не было, и это хороший знак.
Она вставила ключ в гнездо зажигания, когда зазвонил сотовый телефон. Анника достала его из сумки и посмотрела на дисплей. Номер был ей незнаком, но она решила ответить.
— Анника Бенгтзон? Это Тиммо. Ты пыталась до меня дозвониться.
«Тиммо? Тот самый, которого избил Линдхольм!»
— Привет, — сказала она, переводя передачу в нейтральное положение. — Спасибо, что перезвонил. Ты не против, если мы встретимся и поговорим?
— О Давиде Линдхольме? Охотно. Этому человеку я обязан всем в моей жизни.
Воскресенье, 6 ИЮНЯ
Нина медленно вела патрульную машину по Юргордскому мосту. Андерссон сидел рядом, мрачно глядя в окно на толпу промокших граждан, шедших к Скансену, этнографическому музею под открытым небом, на празднование национального дня Швеции.
— Никому из этих людей на самом деле нет никакого дела до Швеции, — заметил он. — Они хотят попасть в телепередачу и увидеть королевскую семью.
Нина молча стиснула зубы: «Терпение, главное, терпение».
Дождь уже шел, когда она заступила на дежурство, и продолжался не переставая всю смену. Иногда он поливал так сильно, что видимость становилась совсем плохой. Дул сильный ветер, и Нине приходилось крепко держать руль.
«Такую погоду он не переживет. Если Александр на улице с четверга, то его уже нет в живых».
Нина затормозила на перекрестке с Лонггатан. Пожилую женщину на велосипеде сбила машина. Женщина сидела на краю тротуара и, болезненно морщась, держалась за левую щиколотку. Водитель оставался в машине. Вид у него был одновременно растерянный и раздраженный.
