— Нетрудно заставить мир по-праздничному сверкать, — продолжила она. — Но в такой обычный вторник, как сегодня, можно быть и поскромнее. Но очень важно добавлять даже к скромности немного огня.
Он продолжал смотреть в стол. Наверное, она права.
«Но почему все это так меня смущает? Почему все это кажется мне собачьей чушью»?
— Ты думаешь о работе? — спросила она, кладя руку ему на плечо.
Он поднял голову и посмотрел ей в глаза.
— Боюсь, что да, — ответил он. — Завтра будет вынесен вердикт по первой апелляции о смягчении наказания в районном суде Эребро.
Она вопросительно посмотрела на него:
— О смягчении наказания?
Он открыл было рот, чтобы продолжить, но потом вдруг осознал, что она не понимает, как работает юридическая система юстиции.
«Естественно, да и откуда она может ее знать?»
— До сих пор люди, осужденные на пожизненное заключение, могли ожидать ограничения срока наказания только от правительства и только после подачи прошения о смягчении наказания. Но эта система никогда не была полностью легальной. Правительство не давало объяснений своим решениям, и они, эти решения, не могли быть оспорены. Но теперь, уже в течение некоторого времени, осужденные на пожизненное заключение могут обращаться в окружной суд в Эребро, где получают юридическое обоснование просьбы о смягчении наказания. В их распоряжении услуги юриста-омбудсмена, и он дает это юридическое обоснование. Первый вердикт мы услышим завтра. — Он сделал еще глоток вина. — Не случится ничего страшного, если суд откажет в удовлетворении прошения. Очевидно, это даже хорошо, чтобы не сложилось впечатление, будто пересматривать дела в Эребро легче, чем в центральном суде.
— Но почему в Эребро? — удивилась София.
Он улыбнулся.
— Где у нас самые большие тюрьмы?
— Какие тюрьмы?
— Кюмла и Хинсеберг. Самые большие мужская и женская тюрьма соответственно. Где они находятся?
Она широко раскрыла глаза.
— В лене Эребро?
— Именно.
София рассмеялась.
— Представляешь, — сказала она, — я до сих пор этого не знала. Как многому я научусь с тобой!
Он выглянул в холл, где дети, сидя на полу, делили сладости.
Он уже говорил об этом с Анникой, когда только обсуждалось местоположение суда, которому предстояло рассматривать прошения о смягчении наказания. Она тогда засомневалась в том, что Эребро — самое подходящее для этого место, и Томас ответил ей той же фразой: «Где у нас самые большие тюрьмы?»
«Ерунда! — заявила тогда Анника. — К тому времени, как заключенные подадут эти прошения, они уже не будут находиться ни в Кюмле, ни в Хинсеберге. Их переведут на реабилитацию в какую-нибудь более открытую тюрьму в неведомой глуши. Единственная причина выбора Эребро заключается в том, что министр баллотируется в тамошнем избирательном округе».
Он помнил свое изумление. Эта простая мысль почему-то не пришла ему в голову раньше.
— Ты преувеличиваешь, — сказал он, и София неопределенно пожала плечами.
Он поднял голову.
— Как твои дела? — спросил он. — Что нового?
— Сегодня произошла одна забавная вещь, — начала рассказывать София, но в этот момент в студию с воплем вбежал Калле.
— Папа, скажи ей! Она забрала последнюю конфету и говорит, что она для тех, кому больно.
Томас допил вино и встал.
— Если вы будете драться из-за конфет, то их больше не получите, — сказал он и обернулся к Софии. — Посиди здесь, я потом сам уберу посуду. Мне надо постирать комбинезон Эллен, он весь в крови.
Он вышел в холл, краем глаза заметив, что София снова наполнила свой бокал.
Стр. 13
«КВЕЛЬСПРЕССЕН» — СТОКГОЛЬМСКОЕ ИЗДАНИЕ
ЧЕТВЕРГ, 25 НОЯБРЯ
«Пожизненный срок неминуем»
Эксперты единодушны в своей оценке исхода судебного процесса
Берит Хамрин
«Квельспрессен» (Стокгольм). Пожизненное заключение. Любой другой приговор просто немыслим.
Прокурор Ангела Нильссон абсолютно уверенно говорила об этом вчера после окончания судебного заседания по делу Юлии Линдхольм.
«Мне редко приходилось сталкиваться с таким циничным и жестоким преступлением».
Вчера днем, во время судебного заседания, прокурор Нильссон не стала щадить обвиняемую в своем выступлении. Нильссон назвала Юлию Линдхольм «эмоционально холодной», «коварной» и безусловно потребовала для нее пожизненного срока.
«Убить собственного ребенка, скрыть место, где спрятано его тело, притворяться, показывать на другую женщину… У меня нет слов, чтобы выразить то, что я думаю по этому поводу».
Трехдневный процесс в городском суде Стокгольма был перенасыщен эмоциями и печалью. Несколько раз судье приходилось призывать публику к порядку. Коллеги Давида Линдхольма плакали, сидя на скамьях для публики. Все три дня на процессе присутствовали родители Юлии Линдхольм. Ее мать несколько раз падала в обморок.
Сама Юлия Линдхольм была в высшей степени немногословна. На обращенные к ней вопросы отвечала односложно, не проявляя никаких эмоций. Она утверждает, что в ночь на третье июня в ее квартире была другая женщина, что именно эта другая женщина застрелила ее мужа, а потом увела с собой ребенка.
Согласно данным криминалистической экспертизы, не было найдено никаких признаков присутствия в квартире посторонних людей. Назначенная судебно-психиатрическая экспертиза показала, что в момент совершения преступления Юлия Линдхольм страдала острым душевным расстройством.
Адвокат Юлии Линдхольм, Матс Леннстрём, считает, что в позиции прокурора есть несомненные пробелы.
«Самый настораживающий факт заключается в том, что до сих пор не найдено тело Александра Линдхольма. Но есть и другие утверждения, которые я готов оспорить. Юлия уже говорила о том, что потеряла свой служебный пистолет. Кроме того, ни на ее руках, ни на одежде в момент ареста не было обнаружено следов пороха».
В своем последнем выступлении прокурор отвергла возражения адвоката:
«Убийца не должен избежать ответственности за убийство только потому, что сумел надежно спрятать тело. То, что утверждает адвокат относительно потери личного оружия и того, что убийца могла вымыть руки до приезда полиции, не только не смягчает ее вину, но, напротив, усугубляет ее».
Приговор будет оглашен 2 декабря. До этого времени Юлия Линдхольм будет находиться под стражей.
Близкий друг убитого Давида Линдхольма, профессор криминологии Хампус Лагербек, не испытывает по поводу вердикта ни малейших сомнений: «Совершенно ясно, что ее признают виновной. Никто из тех, с кем я говорил в последнее время, не ожидает ничего, кроме пожизненного срока».
