Это было ее самое любимое место на планете.
Если бы она могла жить где захочет, то купила бы квартиру на Фьелльгатан или где-нибудь рядом с первым госпиталем. Вид здесь был просто фантастическим, вода, свет, средневековые здания слева на мосту Шеппсброн, Шеппсхольм со всеми его музеями впереди, Юргорден и парк развлечений справа, а вдали великолепные очертания острова Вальдемарсудде. К набережной плыл паром из Ваксхольма, его огни красиво отражались в воде. Люди жили здесь тысячи лет, задолго до того, как ярл Биргер решил основать столицу Швеции здесь, в устье озера Меларен.
«Дело только за страховыми выплатами. Как только с меня снимут подозрение в умышленном поджоге, я перееду сюда».
Она еще некоторое время полюбовалась видом, потом повернулась и поспешила домой, чтобы успеть обзвонить основных риелторов и узнать, не продаются ли квартиры с видом на гавань. Чувство поражения осталось где-то позади, на тротуаре Сёдерманнагатан.
Она пересекла перекресток и свернула на Вестерлонггатан, когда у нее вдруг возникло ощущение, что за ней кто-то идет. Камни средневековой мостовой были мокрыми и скользкими, и Анника едва не упала, когда, остановившись, повернула голову и, затаив дыхание, посмотрела назад.
Улица, плавно поворачивавшая вправо, была темна и безлюдна. Ветер сорвал со стены рекламное объявление и швырнул его Аннике под ноги. Магазины были закрыты, бары работали; сквозь запотевшие окна были видны пьющие и смеющиеся люди. На фасадах плясали отблески горевших на столах свечей.
Ничего — ни шагов, ни голосов.
«Я, кажется, становлюсь параноиком».
Анника поправила на плече сумку и пошла дальше.
И тут снова явственно услышала за спиной звук шагов. Она остановилась и еще раз оглянулась.
Никого.
У нее участилось дыхание.
«Соберись, ради бога, соберись».
Когда она вошла под арку перехода к «Юксмедсгренду», кто-то подошел к ней из темноты и схватил за руку. Анника удивленно посмотрела на схватившего ее человека. Из-под вязаной шапочки блестели живые проницательные глаза. Анника набрала в легкие воздух, чтобы закричать, но в этот момент сзади подошел кто-то еще и затянутой в перчатку рукой зажал ей рот. Вместо крика получился жалкий всхлип. Анника открыла рот и почувствовала, как чей-то палец раздвигает ей зубы. Она изо всех сил впилась в палец и услышала над самым ухом приглушенное ругательство. Потом ее сильно ударили по голове. Анника упала, и двое потащили ее в проулок. Здесь было совершенно темно. Завывал холодный ветер, но Аннике было жарко. Двое мужчин — это наверняка были мужчины — подняли ее и прислонили спиной к стене. В полумраке сверкнуло лезвие ножа.
— Не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются, — произнес один из них сдавленным шепотом.
— В какие дела? — негромко спросила Анника, глядя на нож, нацеленный ей в левый глаз.
— Оставь Давида в покое. Это дело окончено. Хватит его копать.
Анника часто задышала, чувствуя приближение панической атаки. Ответить она не смогла.
— Ты поняла?
«Воздуха! Я задыхаюсь!»
— Ты думаешь, она поняла? — шепнул один другому.
— Нет, думаю, надо объяснить ей попонятнее.
Они схватили ее за левую руку и стащили с нее перчатку. Нож исчез из поля зрения. Она смогла вдохнуть.
— Если кто-нибудь спросит, где ты порезалась, скажи, что во время готовки, — прошептал голос, а потом рука в перчатке снова зажала ей рот, и Анника почувствовала острую боль в кисти, пронзившую ее до самого сердца. У Анники закружилась голова и подогнулись колени.
— Перестань задавать вопросы о Давиде, и ни слова о нас. В следующий раз мы порежем твоих детей.
Они исчезли, а Анника опустилась на камни мостовой, чувствуя, как из указательного пальца сочится теплая кровь.
В отделении неотложной помощи она сказала, что порезалась на кухне.
Пораженный врач наложил на рану восемь швов и посоветовал осторожнее обращаться с ножами.
— Что ты делала?
Она посмотрела на него. Какие же молодые теперь врачи! Они моложе стажеров в редакции.
— Делала?
— Ты резала курицу, какое-то другое мясо? Рана может быть инфицирована.
Анника закрыла глаза.
— Я резала лук.
— Если тебе не повезет, то заживать будет долго. У тебя сильно повреждено сухожилие.
Казалось, врач сильно расстроился из-за того, что она отняла у него столько времени своей беспечностью.
— Прости, — сказала Анника.
— Обратись в медицинский центр по месту жительства. Тебе надо каждый день ходить к медсестре на перевязки.
Сестра проследит, чтобы не присоединилась инфекция, а приблизительно через неделю снимет швы.
— Спасибо.
Анника не стала говорить о пульсирующей боли в затылке. На месте удара, кажется, выросла шишка. Она вышла на улицу и села в ожидавшее ее такси. Назвала водителю адрес: «Вестерлонггатан, тридцать» — и откинулась на спинку сиденья.
— Ничего, если я высажу тебя в начале Кокбринкен? — спросил водитель.
«И мне снова придется пройти мимо „Юксмедсгренда“».
— Нет, — сказала она, — я хочу, чтобы ты высадил меня у подъезда.
— Я не могу, там запрещено автомобильное движение.
— Меня это не волнует.
Он все же высадил ее на Кокбринкене, и Анника, расплатившись, вышла и так хлопнула дверцей, что в машине затряслись стекла.
С бешено бьющимся сердцем она осталась стоять на Вестерлонггатан, со страхом глядя на арку, ведущую в «Юксмедсгренд». Левую руку саднило и жгло, Анника явственно ощущала запах перчатки и вкус кожи во рту.
«Их здесь уже нет. Кто бы они ни были, они уже ушли. Соберись, не паникуй!»
Медленно переставляя ноги, она побрела по улице, напряженно глядя на въезд в проулок.
Тень в подворотне была чем-то большим, чем просто тьма, она высасывала из воздуха кислород, душила, мешала дышать. Она прилипла взглядом к освещенному окну «Флодинуса» на противоположной стороне улицы и проскользнула мимо проулка к своему дому, ни разу не взглянув на «Юксмедсгренд».
— Анника, — сказал кто-то и положил руку ей на плечо.
Она громко вскрикнула и резко повернулась, занеся для удара руку.
— Господи, что с тобой?
Анника во все глаза уставилась на человека, вышедшего ей навстречу из подъезда дома номер тридцать. Женщина, высокая, светловолосая, с укоризненным и испуганным выражением лица.
— Анна! — выдохнула Анника. — Какого черта тебе здесь нужно?
Анна Снапхане в ответ нервно улыбнулась:
