Щелк... Он успел нажать спуск восемь раз, на тренировках это ему никогда не удавалось. Приговоренный к десяти годам колонии Энвер Пашаев четырьмя пулями был убит наповал. Правосудие свершилось.
Замедленность движений окружающего мира прошла, сержант сбил Магомета с ног, сорвал гипсовую маскировку, вырвал револьвер. Рядовой схватил его в охапку и перебросил за железный барьер, ограждающий скамью подсудимых, мальчик больно ударился и опустился на пол, рядом с истекающим кровью телом осужденного. Крики, плач, шум и гомон заполнили помещение суда.
– Очистить зал! – надрывно кричал прокурор. – Очистить зал!
Когда приехала милиция и Магомета вели сквозь толпу к желто-синей машине, он встретил ободряющий взгляд дяди Исы. «Не бойся, все будет в порядке», – как бы говорил он.
Так и оказалось. Месяц он просидел в детприемнике, потом его грозились отправить в спецучилище, но угрозу не выполнили, и он вернулся домой героем. Хотя с тех пор прошло много лет, геройский поступок Магомета не забылся на родине, да и в самых разных уголках России земляки до сих пор пересказывают эту историю. Лихая расправа над кровником легла краеугольным камнем в фундамент авторитета Тепкоева-старшего, да и положение младших братьев существенно укрепила.
Наверняка те семь выстрелов в зале суда сыграли свою роль, когда Магомет утверждался в роли главы всего чеченского криминалитета Москвы. Во всяком случае, и Хуссейн Лысый, и Магомед Большой, и Хозе, и другие руководители крупных группировок не хотели терять самостоятельность, но когда вопрос встал ребром – или подчиняться, или начинать войну между единоверцами, они спросили совета у старших и... пошли под него, признали верховенство.
А уж по вопросам мести Магомет считался признанным специалистом. Если у кровника нет по прямой линии родственников мужского пола, допустимо ли призывать к ответу мужа сестры? Или если виновный уехал за границу, а сейчас такое происходит все чаще, равнозначно ли это тому, что его не могут отыскать и наступает черед следующего в роду мужчины? Жизнь подкидывает много проблем, и важно не допустить ошибки, поэтому со всех концов страны приезжали земляки спрашивать совета. Магомет толковал ситуацию в соответствии со своим пониманием, и его слушали, как будто был он мудрым стариком или муллой.
Сейчас Лечи чувствовал, что хозяин в затруднении. Действительно, так и было. Но заботила Тепкоева не обязанность возникшей мести – тут дело ясное и привычное, в Гудермесе ждет сигнала бригада «командированных», да и здесь есть отчаянные ребята...
Заботил его странный «пивной ларек». Интуитивно Магомет понимал: они столкнулись с чем-то чрезвычайно важным и секретным, могущим сыграть определяющую роль в дальнейшей судьбе общины. Ясно, что это объект специального назначения – военный или Комитета госбезопасности, как бы он сейчас ни назывался. А прикосновение к Большой Тайне чревато самыми непредсказуемыми последствиями... Вдруг завертятся запыленные и проржавевшие шестеренки полупарализованной государственной машины да вмиг перемелют всех проживающих в столице чеченцев! Было ведь, когда за три дня погрузили в «студебеккеры» и отправили через всю страну и старых, и малых – под гребенку... В спинном мозге у каждого до сих пор таится страх...
Но, с другой стороны, давно уже нет Иосифа Виссарионовича, и отлаженного, как швейцарские часы, аппарата власти, и всемогущего НКВД, у которого всего хватало – и штатов, и техники, и тюрем... Раз продали такой объект официально, по бумагам с подписями и печатями, значит, окончательно у них там все развалилось и бояться нечего. В случае неприятностей можно адвокатов нанять, следователей подкупить, про права человека и геноцид нации шум поднять...
– Давай автоген, попробуем... – негромко сказал он. И, подумав, добавил: – Вызывай ребят из Гудермеса. Завтра уже будет ясно, чья это работа.
Лечи с облегчением перевел дух и кивнул. Лема поспешно извлек трубку сотового телефона. Хозяин решил обе проблемы. Оставалось самое простое – исполнять его распоряжения.
* * *
Пассажирский самолет с надписью «Пан-Америкэн» на фюзеляже описал огромный полукруг в ярком голубом небе над лазурным морем, выходя на посадочную глиссаду Афинского аэропорта. Прокатившись по бетонной полосе, самолет остановился на стоянке под номером семь. Четырем молодым мужчинам, выделявшимся в толпе пассажиров прямой осанкой, короткими стрижками и мускулистыми фигурами, это показалось доброй приметой.
Первым ступил на трап Джерри Виндоуз – в легком сером плаще, сорочке с расстегнутым воротом и плоским кейсом-"атташе" в руках. На его счету было двести глубоководных погружений и шестьдесят боевых операций в чужих территориальных водах. Следом шли похожие на спортсменов лейтенанты Генри Джонсон и Боб Гарднер – куртки свободного покроя, облегающие джинсы, небольшие, со множеством карманов, сумки через плечо. Генри рассказывал анекдоты, и оба весело смеялись, демонстрируя крепкие белые зубы. У Генри за спиной сто восемьдесят погружений на глубины свыше ста метров, сорок шесть специальных операций, Боб если и отставал от товарища, то ненамного. Капрал Дик Томпсон придерживал за локоть симпатичную девушку с длинными волосами и, блестя черными круглыми глазами, что-то шептал ей на ухо. Он был любителем женщин и случайное соседство в полете умел превратить в бурный роман. Если, конечно, ему не надо было уходить под воду. Подвижный, как капелька ртути, волокита нырял за сотню сто сорок раз, участвовал в тридцати двух специальных операциях.
Прямо у трапа их встречал третий секретарь посольства США Роберт Смит с несколькими помощниками. Пока те сноровисто загружали в микроавтобус багаж прибывших – три огромных брезентовых тюка, неподъемных даже на вид, Смит с дружеской улыбкой рассказывал о благословенной земле Эллады, будто гид туристического бюро готовил гостей к предстоящим им удовольствиям.
Без всяких формальностей, минуя таможенный и пограничный контроль, микроавтобус выехал с летного поля. Джерри Виндоуз никогда не был в Греции и с интересом смотрел в окно, по опыту зная, что этим его знакомство со страной и ограничится – подводная толща практически одинакова во всех концах света.
Возле здания аэропорта стоял полицейский броневик допотопной модели, выкрашенный почему-то в темно-синий цвет, характерный для почтового ведомства. Пулеметный ствол нелепо задирался почти вертикально вверх. Броневик, похоже, был пуст, но чуть поодаль неспешно прогуливался греческий полицейский, по всем статьям напоминающий своего американского коллегу: стандартный рост, вес, суровое лицо, револьвер в открытой кобуре, не дотягивающий, правда, по массивности и калибру до знаменитого «кольта».
– Обстановка осложняется активностью русских, – прямо на ходу начал инструктаж Роберт Смит, истинную профессию которого «тюлени» определили с первого взгляда. – Вокруг этой «малютки» нагромождено три трупа и генерал КГБ, нелегально проникший в страну... Не исключено, что внутри есть какие-то секреты, возможны хитроумные ловушки... Никакой конкретной информации у меня нет, но следует проявлять особую осторожность...
Виндоуз не отрывался от окна. Все инструктажи, которые ему приходилось слышать от резидентов на местах, сводились к трем вещам: сложной обстановке, отсутствию конкретной информации и необходимости соблюдать осторожность. Вдоль шоссе тянулись огромные рекламные плакаты, не отличающиеся разнообразием: элегантный симпатичный мужчина и очаровательная девушка наслаждались жизнью, затягиваясь сигаретами «Classik Ultra».
