Внимательно осмотрев нас, Тези Ябубу продолжил:
– Сангнхиты – люди, и рассуждают они как люди. В чем-то их мышление осталось архаичным. Наша смерть от их рук компенсирует ущерб от нападения «искателей». Мы смертны, и не в нашей власти избежать неизбежного. Но в нашей власти позаботиться о том, чтобы наша смерть принесла не вред, а пользу. Мы понимали, что полет опасен и давали соответствующие расписки перед стартом. Мы прибыли сюда как представители Земли и всего человечества. И действовать должны соответственно. Человечество – это прежде всего наши близкие, оставшиеся на Земле. Наши пять жизней ничего не стоят в сравнении с жизнями тех, кого мы представляем. Если ты, Бонго, хочешь, чтобы твои семеро детей смогли вырасти и состариться, тебе придется согласиться на смерть. Ради них в том числе. И я сам соглашаюсь на смерть в том числе ради моей невесты-вашичу и ради ее счастья, которое она обретет не со мной.
Тези Ябубу сделал паузу, переводя дух. Не услышав возражений, он заговорил уже более теплым тоном:
– Поверьте, друзья, если вы согласитесь, вам станет легче. И если вы станете смотреть на свою жизнь не как на короля, а как на пешку в шахматной игре, вы быстрее увидите, что нужно сделать, чтобы выиграть.
– Красиво говоришь, Тези Ябубу, – заметил Бонго. – Но твои слова легче слушать, чем исполнять. Вам с Сунем легко спеться: вы спокойны, потому что ваш разум одурманен древними мифами. Когда ты произносишь проповедь о самопожертвовании, ты уверен, что испустив последний вздох, отправишься бороздить на мустангах поля большой охоты в ином мире. Там тебя ждут прерии, великие предки, стада бизонов и тому подобное. И тебе, Сунь, в преддверии слияния с первоосновой всего сущего как легко принять за мелочь свою смерть! Но мой разум свободен от дурмана. Я понимаю, что после смерти меня не ждет ничего. Меня больше не будет. И как раз ваша слепая вера мешает вам увидеть и трезво оценить наше положение и наши цели. А цель может быть лишь одна.
– Какая же?
– Любой ценой выжить и вернуться на Землю. А иначе как Земля узнает о том, что здесь произошло и об угрозе, которую представляют сангнхиты? Об этом вы подумали? О да, ваш фанатизм помогает быть беспечным. Ждать, пока Софронова постигнет озарение. Но если это все, что может предложить ваша вера, то она мне не нужна. Погибнуть я смогу и без нее. Если бы чья-либо вера могла сохранить мне жизнь – о да, тогда бы я ее принял и пошел бы на многое другое, лишь бы остаться в живых. И это не эгоизм. Это мой долг перед человечеством и перед моими детьми!
Из коридора снова донеслись шаги. Разговоры смолкли. Стало слышно: идет не один. Страх сковал всех. Сунь отпрянул от Тези Ябубу. Зеберг закрыл лицо руками и вжался в стену. У меня перехватило дыхание. Шаги становились громче. Сунь подбежал ко мне. Я увидел перед собой бледное от волнения лицо.
– Возьми! – Он сунул мне в левую руку что-то колючее и сразу же юркнул к другой стене.
Шаги совсем близко. Я спрятал руку в карман, пряча переданное Сунем.
И тут появились они. Двое. В таких же балахонах, что и Набу-наид, правда, золота намного меньше, – видно, в нижних чинах. Бритоголовые, примерно одного роста и возраста. Остановились. Левый поднял руку и ткнул в Тези Ябубу, Зеберга и Суня:
– Ты, ты и ты – на выход.
Сунь встал и, расправив плечи, зашагал к сангнхитам.
– Я не пойду! – прошептал здоровяк немец, дрожа всем телом. – Я никуда не пойду!
Сангнхит уставился на него пустыми глазами, сощурился и тихо сказал:
– Пойдешь.
– Не спорь, Зеберг! – крикнул Сунь. – Иди лучше сам!
– Нет! – с вытаращенными глазами Зеберг замотал головой, размахивая руками, словно отбиваясь от кого-то.
Я дернулся было к нему, но предательский страх сковал мышцы, и тело осталось сидеть, безучастно наблюдая нелепую и жуткую сцену. Сунь стоя и Тези Ябубу сидя просили Зеберга не сопротивляться, а тот, дергая, словно в припадке, руками и ногами, кричал кому-то другому… Сангнхиты молча ждали. Все, кроме беснующегося немца, оставались неподвижны.
– Нет, не надо! Вася! – Ужас загнанного животного в распахнутых зеленых глазах. – Помоги! Они…
Немец вздрогнул и замер. Крик оборвался. Наступившая тишина как звон колокола ударила по перепонкам. Правая рука его медленно поднялась, шаря по стене. Ноги согнулись в коленях. Оперевшись, Зеберг с бесстрастным лицом молча встал и пошел к прозрачной стене. Еще раньше у нее оказался Сунь.
– Вася! – окликнул Тези Ябубу. – Помоги мне встать.
Еще не оправившись от потрясения, я вскочил и подошел к другу. Склонился, подавая руку, и услышал быстрый шепот:
– Не беспокойся о нас, большой брат. Думай о главном. Сомнение отравляет твой ум и течет в твоих жилах. Изгони его! – Тези Ябубу перехватил мою руку и рывком поднялся. – У тебя действительно есть то, о чем они говорят. Когда мы стартовали с Земли, я курил Трубку и деды сказали, что ты сообщишь мне Вакан Танка. Не сомневайся, это то же, что хотят сангнхиты! Подумай! Вспомни!
– А они не могут сейчас тебе сказать, что это такое?
– Нет. Вчера, при первом контакте, нас встречали не только трое сангнхитов. Я видел огромную толпу, великое войско от края до края. Анаким. Они прогнали моих дедов, как хозяин прогоняет собаку. Теперь я такой же беззащитный, как и остальные. Кроме тебя! Не сомневайся!
Лишь когда они скрылись и стихли шаги, я решился запустить руку в карман и рассмотреть, что же передал мне Сунь. На ладони лежали куски разломанной электронной книжки, узкой и продолговатой. Дышать стало труднее и глаза отчего-то защипало. Я отвернулся, чтобы Бонго не заметил.
* * *
Внизу проплывали башни обезлюдевшего города. Позади остался черный столп, упираясь в небо и кляксой растекаясь по небесной глади. «Ну вот, одна мечта сбылась», – невесело подумал Энмеркар, стоя на летателе, и неожиданно вспомнил самую заветную мечту: увидеть море. Сердце тоскливо сжалось: поздно. Дело важнее.
Глядя на жилистую, иссеченную старыми шрамами сутулую спину раба, он сказал:
– Раб, говори со мной!
– Да, господин мой, да! – Раб, на мгновение обернувшись, изогнулся в поклоне и вернулся обратно к управлению летателем.
– Имя твое?
– Ибу, господин мой.
– Ибу… Ты знаешь, что я – Избранный?
– Да, господин мой, знаю.
– И что ты об этом думаешь?
– Я сожалею о вашем юном возрасте. Если бы ваш ничтожный раб мог пойти вместо вас, я сделал бы это с радостью.
Раб говорил сухим, ровным голосом, но Энмеркар все равно был тронут. Даже отец не сказал ему таких слов… И говорит этот раб как образованный…
– Ты ведь знаешь, Ибу, что заменить в Гарзе никого нельзя…
– Увы, господин мой, таково извечное заклятие, неизменная воля, нерушимое слово…
