А теперь пришлось быть очень осторожным в речах. Магану ведь даже не знал, что именно нельзя говорить, а что можно. И разговор вышел довольно глупым, словно Энмеркар беседовал со своим отражением.
– Привет!
– Привет.
– Прости меня, что я тебя тогда ударил.
– И ты меня прости.
– Не сердишься?
– Не сержусь.
– Так и живешь здесь один?
– Да, так и живу.
В общем, разговор не сложился. Наверняка Энмеркар подумал, что он еще дуется. Оба избегали упоминать землян, Дальний Дом и Аган. В итоге вышло, что говорить как бы и не о чем. В какой-то момент Магану показалось, что друг тоже имеет свой секрет, которым хочет, но не решается поделиться. Так и ушел. Но обещал зайти завтра. Хорошо, если тогда они смогут наконец потолковать как прежде. А сейчас придется потерпеть. Энмеркар ему потом сам спасибо скажет. Если только «рубо» не наврал…
Так размышляя и вспоминая, Магану прикрыл глаза и тут же почувствовал, что его кто-то трогает за плечо.
– Магану, проснись, – сказал равнодушный голос.
Оказалось, что А-723 уже здесь. И светильники на потолке горят по-ночному – вполсилы. А в тенях от листьев сгустились настоящие сумерки.
Переступая через ряды горшков, мальчик выбрался в проход, потягиваясь и стряхивая с ресниц остатки сна. Без лишних слов Узкий зацокал к выходу, пришлось плестись за ним.
По коридору они обошли угол с дверью в комнату-с-дождем и забрели в тупик. Тут «рубо» показал, как нужно убрать стену, и открылся потайной ход. Пройдя по нему совсем немного, двое ночных путешественников остановились у еще одной стены с секретом. Когда она отошла вбок, ноздрей коснулся резкий неживой запах и стала видна очень странная комната.
В ней стоял огромный стул с толстой скошенной спинкой. Вокруг него из стен торчали массивные доски со множеством квадратиков, палочек и мигающих огоньков. Над ними блестели черные прямоугольники, очень гладкие, будто застывшая темная вода. А еще выше, почти у самого потолка, висела картинка. На ней был нарисован двар, это Магану опознал по длинным волосам, которые росли не только вверху головы, как у землян, но и внизу, и даже под носом. Похожие изображения доводилось видеть на воротах Дома Молчания. Там много кто нарисован. И альвы, и двары, и…
– Подойди к центральной доске с маленькими квадратиками и полосками, – приказал Узкий.
Магану послушался, а сам «рубо» остался стоять у входа.
– Нажми двойную полоску в нижнем левом углу, – продолжал он оттуда. – Просто прикоснись пальцем.
– Ой! Оно стало светиться! И картинки какие-то…
– Все правильно. Подожди чуть. А теперь, пожалуйста, во втором ряду сверху четвертый квадратик справа. Молодец. В четвертом ряду пятый квадратик слева. Затем снова во втором ряду, но теперь уже третий квадратик с той же стороны…
Так продолжалось несколько ушев подряд. Наконец Магану не выдержал и обернулся:
– А-723, я устал, зайди сюда и нажми сам!
– Я не могу войти в эту комнату.
– Почему?
– Ты не поймешь.
– Отвечай мне! Ты раб и должен говорить, когда тебя спрашивают!
– Я не твой раб.
Магану обернулся и топнул ногой, поедая возмущенным взглядом неподвижную тонкую фигуру, стоящую в проходе, на сером фоне коридорных стен.
– Ты издеваешься надо мной!
– Нет.
– Так ответь!
Впервые Магану ждал ответа так долго. Обычно А723 отвечал всегда без промедления. А тут после паузы, словно раздумывал:
– Ты можешь взять картинку, которая висит сверху перед тобой?
Магану задрал подбородок и, нахмурившись, заморгал на квадратик с нарисованным дваром.
– Нет. Слишком высоко.
– Тогда продолжай нажимать. Второй ряд снизу, шестой квадратик слева.
– Это рабская работа… – заскулил Магану. – Делать так много своими руками… Я устал…
– Хорошо. Возвращайся в оранжерею и готовься к жизни раба. Скоро мы будем у Дальнего Дома.
– Нет, я не хочу!
– Тогда продолжай нажимать. Второй ряд снизу, шестой квадратик слева.
Магану сморщился и, простонав, начал отсчитывать квадратики…
Я валялся на койке, таращился в потолок и думал над Васиной просьбой. Стихов ему, значит, подавай… я уже почти забросил это баловство. Да и как писать про чужие чувства? Есть в этом что-то непотребное. Хотя, наверное, настоящий поэт в силах выдать качественный текст на любую тему. Маловразумительные сублимационные чувства к безвестной даме вполне за такую покатят.
Ладно. Как ее там? Анна? Блондинка? Операторша? Нет, здесь не накопаешь. Хорошо, пойдем с другого конца – от Васи. Как он говорил? Любил не одну, да и тогда не только о ней думал… ну ясно, что не первая…
И тут неожиданно проклюнулось. Я вскочил с койки, нервно нашарил ручку на столе, схватил листок и принялся строчить, пытаясь уловить ускользающие образы, сплетения слов… А ведь как все просто оказалось.
Я не одну тебя любил,
Не о тебе одной я думал,
Был среди будничного шума,
Не только твой мне образ мил.
Не вспоминал я каждый час
Твои глаза, твою улыбку,
И было призрачно и зыбко
Все то, что связывало нас.
Не ждал, что ты вот-вот придешь,
Что завтра я тебя увижу,
Не уповал, что станем ближе…
Но ты исчезла вдруг – и что ж?
Осенних дней сырая жижа,
Да сердца суетная дрожь…
С последней строфой пришлось повозиться. Раза три переписывал. А в остальном стишок вылился на бумагу на удивление быстро и гладко. Даже черкать не особенно довелось. Впрочем, тут ведь ничего особенного и нет. Но для Васи сойдет. Как там у Гейне? «Красивые рифмы нередко служат костылями хромым мыслям». Вот-вот. Оно самое.
Я, по правде сказать, боялся, что не сложится, не выйдет. Тогда пришлось бы поискать что-нибудь из своей старой любовной лирики. Но нет, обошлось. Все-таки есть еще порох в пороховницах.
Отсканировал рукопись, перевел в печатный текст, подхватил вылезающий из щели принтера листок с аккуратными строчками. Ну что ж, пожалуй, самое время отнести заказчику. Пока эйфория не прошла. А то потом, как пить дать, разочаруюсь и сотру.
В приподнятом настроении вылетел в коридор и зашагал по знакомому маршруту. Навстречу попался один из механических болванов, на радостях отвесил ему подзатыльник. С того конца приметил лысого пацаненка, подмигнул ему. Тот стремглав кинулся за угол. Забавный дикаренок.
Эх, давненько не случалось у меня такого прилива положительных эмоций. Все-таки прав я был с выбором хобби. Почаще бы только.
