На этот раз Лисков шел первым. Ему предстояло разделить тех, кто находится в центральном посту, на своих и врагов. И открыть огонь. Момент выдался подходящий: они зашли со спины и никто не обернулся. Но мишеней оказалось слишком много. Бородатый «дед» закрывал квадратного захватчика, штурман находился на одной линии с Чижиком. Только рулевой был полностью открыт, но ни с того ни с сего выстрелить человеку в спину контрразведчик не мог. Ему хотелось, чтобы пловцы и здесь выполнили всю кровавую работу, хотя ясно было, что они не смогут разобраться — кого надо убивать, а кого нет.
Неожиданно радист вышел из своей кабинки, очевидно, в гальюн, и увидел четверку вооруженных людей. Он взмахнул руками и заорал, перекрывая гул силовой установки. Лисков выстрелил. Но ему никогда не приходилось стрелять в нашпигованном приборами посту управления, да еще целясь в живого человека. Подсознание отчаянно противилось, рука дрогнула, пуля прошла над головой, ударилась в шпангоут и рикошетом зацепила Чижика за шею. Но одна цель была обозначена, и Еремеев нажал спуск громоздкого подводного пистолета. Реактивная стрела ровно летит только в воде, в воздухе она крутится, словно городошная бита — голова радиста лопнула, как арбуз от удара палкой, кровь брызнула во все стороны. Нажав спуск один раз, Лисков «развязался» и уже без колебаний пальнул в спину рулевому, но опять промахнулся. Кургузый «макар» прыгал в потной ладони, мушка не попадала в прорезь целика, он подхватил рукоятку снизу левой рукой, но лучше не стало.
Картина в центральном посту медленно изменялась. Яблочков и Казаков, пригибаясь, прыгнули в разные стороны. Чижик удивленно трогал красным пальцем шею, испуганно оборачивался рулевой, Лисогрузов стоял вполоборота, недобро смотрел на Лискова и лихорадочно делал что-то руками.
— Пригнись! Сядь! — кричали сзади — особист перекрывал «тюленям» сектор обстрела. Когда до него дошел смысл криков, он присел, как раз в этот момент Лисогрузов доразвернулся, от бедра наводя на них автомат. В узком проходе укрыться негде, одна очередь могла уложить всю четверку, на их счастье рулевой бросил рычаги управления, лодка клюнула носом и вильнула в сторону, «квадрат» потерял равновесие, свинцовая струя просвистела над контрразведчиком, прожгла плечо Кислякову и под визги рикошетов через открытый люк унеслась в пятый отсек. Удержавшись на ногах, Лисогрузов вскинул автомат к плечу.
— Отходим! — крикнул Еремеев. Особист выстрелил в Лисогрузова, тот отшатнулся, споткнулся о труп радиста и тяжело оперся на стену. Воспользовавшись паузой, Лисков вслед за товарищами проскочил обратно в пятый отсек, резко захлопнул тяжелую полутораметровую крышку и, рванув запирающую ручку, задраил люк.
— Надо заклинить, — лихорадочно шаря по карманам, проговорил он. Под руку попался небольшой гвоздь, Лисков всадил его между зубцами ручки и кремальерного устройства. Теперь люк был заперт намертво, попасть с носа в корму стало невозможно.
— Не вышло, — констатировал Еремеев. — Хорошо, целы остались.
— Кто цел, а кто и не очень, — процедил Кисляков, зажимая простреленное плечо.
Лисков молчал. Операция по освобождению крейсера провалилась.
* * *
В Ростове внезапно наступила оттепель, бетонка военного аэродрома подсохла, и капитан Морозов, направляясь к своему истребителю, улыбался теплому, почти весеннему солнышку. Капитан перегонял последний «Су-27» из расформированного под Батуми авиаполка в Архангельск. Вчера прилетел, сегодня улетает. Обычная командировка.
У него было простое крестьянское лицо с легкой россыпью веснушек на скулах, простая русская фамилия, простое и понятное командованию местной авиачасти задание. Но простота эта могла оказаться обманчивой. Дело в том, что последний самолет из Грузии российские ВВС забрали больше полутора лет назад. В штатах Архангельского авиаполка капитан Морозов не числился. У него была другая фамилия, другое звание и другое место службы, с которого он был отозван в Москву якобы для повышения квалификации и освоения новой техники. По случайному совпадению, одновременно с «Морозовым» в Ростове сел транспортник из Архангельска, обслуживание и охрану истребителя осуществляли прибывшие на нем люди, что представлялось довольно странным, так как противоречило установленному порядку. Но чтобы выявить одни и проанализировать другие факты, необходимо провести специальное расследование, для которого не имелось ни малейших оснований, а потому ясность и простота не замутнялись никакими подозрениями.
Двухфюзеляжная машина стремительно пробежала по взлетной полосе и, резко задрав нос, ушла в небо. Как и положено, истребитель взял курс на север, но, набрав пятнадцатикилометровую высоту, заложил вираж и развернулся на юг. Земля осталась так далеко, что ее нельзя было увидеть. Для пилота в такие моменты она вообще переставала существовать. Из черных сопел двигателей били короткие струи огня, в разреженном морозном воздухе оставались белые шлейфы инверсии, которые на некотором удалении сливались в одну геометрически безупречную линию.
За штурвалом, безусловно, сидел ас. Он жил полетом, человеческое тело сливалось в одно целое с машиной. Руки и ноги через стальные тросы и гидроусилители незаметно переходили в закрылки скошенных крыльев и горизонтальные рули двух стабилизаторов, туловище срослось с фюзеляжем, кровеносная система переплелась с трубопроводами подачи топлива, системы гидравлики и смазки, сердце билось синхронно с турбиной, мозг замкнулся на бортовой компьютер, глазные нервы соединились с радарами и электронной системой наведения ракет.
На такой скорости и высоте невозможно разглядеть не только отдельного человека, но целые города, больше того, невозможно даже вспоминать о той далекой, нереальной сейчас земной жизни. Здесь свои радости, и основная — упоительное ощущение нечеловеческой мощи и полной свободы. Пилот чуть шевельнул педалями, едва качнул штурвал, самолет накренился и теперь рассекал пространство, стоя на крыле. Еще несколько легких движений, и машина перевернулась брюхом вверх, пилот повис на привязных ремнях, отяжелевшая кровь прилила к голове, но, несмотря на это, истребитель ни на сантиметр не отклонился от заданного курса. Потом «сушка» легла на другой бок и наконец возвратилась в обычное положение.
Десять часов пятьдесят девять минут. Пилот проверяет свои координаты, ошибки быть не должно, ее и нет, он находится в заданном квадрате. На зеленоватом экране электронного прицела появляется голубая пульсация, он подводит черный кружок к основанию пульсирующей линии и нажимает кнопку. Кружок становится оранжевым — знак того, что чуткие приборы наведения захватили цель. Теперь пуск… Летчик нажимает другую кнопку. Под плоскостями взревывают двигатели ракет, они срываются с направляющих, самолет слегка вздрагивает. Все. Задание выполнено.
Накренившись, истребитель описывает пологую дугу и ложится на обратный курс. Через час с четвертью он совершит посадку на одном из подмосковных военных аэродромов. Потом будут почести, награждение и прочая мишура, которая не слишком интересовала пилота. Его захватывал сам процесс полета. Все остальное оставалось на втором плане.
Две ракеты радиоэлектронного наведения класса «воздух-земля» косо пикировали вниз, со свистом разрезая воздух. Магниевые цилиндры длиной сто восемьдесят и диаметром двадцать пять сантиметров были нашпигованы сверхсовременной аппаратурой и мощными зарядами взрывчатки. Захватив цель, они стопроцентно поражали ее с радиусом допустимого отклонения в один метр. Даже если источник излучения выключался, они все равно попадали в место, на котором он находился. Существовала теоретическая возможность, что, отключившись, цель может изменить место нахождения, но, учитывая скорость ракет — двадцать километров в минуту, на практике этой возможностью можно было пренебречь.
