Бледным пятном маячило в тени капюшона напряженное лицо. Капитан-лейтенанту показалось, что это гитарист, любимец экипажа. Сейчас он становится помехой на пути далеко идущего и тщательно продуманного замысла. А в подобных случаях судьба человека решается однозначно, и его предупреждения не проливать кровь ничего не стоят, так — благие пожелания наиболее трусливого соучастника.
Только сейчас Чижик в полной мере осознал, что ему предстоит. Раньше он думал лишь о корабле — неодушевленном конгломерате легкого и тяжелого корпусов, силовой установки, систем жизнеобеспечения, навигационного оборудования и сотен иных механизмов и агрегатов. Техническая сторона задачи начисто вытеснила «человеческий фактор», как будто угнать предстояло пустую лодку. Но восемь человек не справятся с управлением, значит, придется приводить к повиновению остальных. Делать это предстояло не ему, поэтому он особенно о том и не размышлял. А ведь за этим бледным пятном еще четырнадцать… Но обратного пути не было.
— Кто идет?! — в голосе появилось напряжение, клацнул передергиваемый затвор.
— «Сочи», — ответил Чижик. В суровых климатических зонах паролями обычно избирали названия ласковых южных городов.
— Исполняющий обязанности командира базы со сменным экипажем! — бодро добавил он, надеясь, что матросу этого хватит и он не станет ревностно соблюдать устав.
— Командир ко мне, остальные на месте! — скомандовал часовой, точно придерживаясь инструкции.
Чертыхнувшись про себя, Чижик сделал несколько шагов. До трапа было рукой подать. Но никогда в жизни он не казался ему таким узким и крутым.
Старший лейтенант Ивашкин не отличался ревностным отношением к службе. Но появление на пирсе неизвестного отряда показалось ему очень странным, чтобы не сказать пугающим. Да, именно пугающим, причем не в переносном, а в самом прямом смысле. Когда они встретились, он явственно ощутил исходящую от незнакомцев опасность. Правда, вел их прямой начальник и приятель Сашка Чижик, но его объяснение прозвучало как-то неубедительно.
Почему сменный экипаж доставили поздним вечером? Почему не в полном составе? Почему нет заявки на транспорт? Почему у пирса стоит грузовик без водителя? Почему на перевозку людей не направили пассажирский автобус? Почему о прибытии ничего не известно дежурному офицеру? И как их смог встретить Чижик, если нет ни телеграмм, ни радиограмм, ни телефонных сообщений? Откуда он узнал про приезд сменной команды? Почему не послал Петухова или кого-нибудь из мичманов?
Постояв в задумчивости у брошенной машины, старлей зажег фонарик, заглянул в кабину, потом, откинув брезент, залез в кузов. Желтоватый круг пробежал по истертым доскам пола, обогнул старую, с лысым протектором «запаску». В щели у борта что-то блеснуло. Азарт следопыта заставил сердце учащенно забиться. Ивашкин наклонился, поддел мизинцем небольшой цилиндрик из желтой латуни. На ладони лежал пистолетный патрон. Не привычный, похожий на желудь макаровский и не бутылочнообразный тэтэшный. Значит, иностранного производства!
В душе старлея ворохнулось давно забытое чувство, которое появлялось в далеком пионерском детстве, когда отряд пел тревожную песню: «А пуговки-то нету у правого кармана, и сшиты не по-русски широкие штаны… А в глубине кармана — патроны от нагана и карта укреплений советской стороны…» Вот как просто разоблачаются шпионы! И гремит горн в сердце советского мальчика, требует по-гайдаровски: «Поднимайся, барабанщик!» Можно спустя рукава нести службу, напиваться мутным «шилом» и ходить по бабам, но когда запахло изменой, надо выполнять свой святой долг, туг спирт, юбки и дружбу с коварным иудой — в сторону! Хоть и риск для жизни имеется, но обороноспособность страны важнее!
Ивашкин расстегнул кобуру и осторожно выглянул наружу. Никого. Перескочив через борт, он побежал было на пирс, но будто ударился о невидимую стену. Их там девять головорезов, пристукнут — и пикнуть не успеет… А может, и другие на базу проникли, того и гляди штаб захватят, связь отключат, вырежут всех под корень да как жахнут из шестнадцати пусковых установок! Его бросило в жар. Распахнув шинель, он развернулся и быстро пошел к штабу. Кречко знает, что и как делать, ему за это зарплату платят…
По дороге ничего подозрительного не встретилось, несколько матросов с удивлением посмотрели на взволнованного офицера: если бы не зажатый в кулаке патрон, он решил бы, что ему просто померещились всякие ужасы. Особиста в штабе не оказалось, Ивашкин позвонил на квартиру. Тот уже спал и долго не мог понять, что именно случилось.
— Сменный экипаж, с Чижиком? Ну? Так чего панику гнать?
Чувствуя себя дураком, старлей снова и снова излагал основания для подозрений. То ли окончательно проснувшись, то ли вспомнив, что коллега с корабля тоже говорил о многочисленных странностях последнего рейса «барракуды», Кречко наконец вник в ситуацию.
— Объявляй тревогу, дежурное отделение — к пирсу! Я сейчас буду…
Через минуту надрывно завыла укрепленная над штабом сирена, и в караульном помещении автоматы в мгновение ока повылетали из своих гнезд в пирамиде. Чтобы добежать до «барракуды», дежурному отделению требовалось десять минут.
Матрос второго года службы Сазонов чувствовал себя очень неловко. Кап-три Дисков приказал обо всех подозрительных событиях немедленно докладывать ему. Переносной телефон находится под рукой, технически исполнить распоряжение контрразведчика несложно. Однако могут ли считаться подозрительными действия хотя и временного, но командира?
Чижик подошел к матросу вплотную.
— Получен секретный приказ, корабль срочно перегоняется в другое место. Эти люди прибыли для доукомплектования экипажа.
В армии и на флоте у каждого есть свой уровень компетентности, выходить за который не принято. Не дело дизелиста обсуждать столь глобальные вопросы, как перегон крейсера. Конечно, по уставу часовой является лицом неприкосновенным и ответственным, ему сам черт не брат и Главком ВМФ не указ. Появились без всякого предупреждения неизвестные люди — клади их лицом на бетон и вызывай старшего начальника. Но старший начальник вот он, перед ним. К тому же устав — одно, а жизнь — совсем другое, особенно в последнее время, и даже двадцатилетнему парню это ясно.
Пауза затягивалась, и Чижик почти физически ощущал, как нарастает напряжение за спиной. От того, как себя поведет и что скажет круглолицый пацан, зависел успех операции. Впрочем, нет, зависела жизнь этого пацана.
— А куда мы пойдем? — по-мальчишески спросил Сазонов. Напряжение разрядилось.
— Когда надо будет, узнаешь, — именно так и должен ответить командир в подобной ситуации. — Давай на борт, мы отходим немедленно.
Списание на берег опять откладывалось. Чертыхаясь про себя, часовой принялся сматывать телефонный провод. Он нарушил правила несения караульной службы, не выполнил распоряжение контрразведчика Лискова, не проявил должной бдительности, пропустил на боевой корабль посторонних людей, словом, совершил целый ряд серьезнейших проступков. И тем самым спас себе жизнь. Парадокс состоит в том, что скрупулезное выполнение служебного долга неминуемо вело парня к немедленной смерти и безвозвратному нырку в стылую черную воду. Столь наглядная альтернатива ставит под серьезное сомнение все рассуждения о необходимости любой ценой соблюдать устав.
