Свое колесо Хамил так и не отремонтировал: поставил запаску, а проколотое бросил в багажник — Аслан запретил ослаблять группу, да, честно говоря, ему и не хотелось возвращаться к наглым азерам. Он не знал, что оба араба находятся неподалеку — в старом красном «жигуленке», припаркованном в пятидесяти метрах. На такие машины он и его земляки вообще не обращали внимания.
Лечи появился через два часа. Он был, как всегда, один, но ничего не сказал, значит, выносить очередную подругу в мешке не требовалось, она выйдет сама чуть позже. Кортеж неторопливо вырулил со стоянки. К удивлению телохранителей, Лечи не поехал к центру, а свернул на Ярославское шоссе.
«В Бабушкино, к Лейле, — подумал Хамид. Он шел вторым, Аслан замыкал колонну. — Видно, у него что-то с этой бабой не вышло, или просто к постоянной жопе потянуло… Давно у нее не был…»
В шесть часов на Ярославке еще довольно оживленно, спортивный автомобиль Лечи словно на слаломе обходил другие машины, но не мог дать под сто шестьдесят, как любил Эранбаев. Стрелка спидометра хамидовского «Мерседеса-230» показывала восемьдесят километров, но вскоре поток поредел и она уверенно поползла вправо. Следом рванулся триста двадцатый «мере» Аслана, обошел Хамида и повис на хвосте у хозяина.
— Черт с тобой, иди вторым, — тихо, чтобы не услышали Мулла и Слон, произнес Хамид. Ему хотелось поесть жареного мяса, выпить водки, трахнуть подвернувшуюся бабу и лечь спать. А неизвестно когда удастся это сделать…
Хамид не знал, что он уже съел, выпил и оттрахал все, что причиталось ему в этой жизни. Он много грешил и совершал немало ошибок, но роковой оказалась одна, последняя — ему не следовало обозлять «брата».
Старый «жигуленок», как привязанный, шел за мощными иномарками. До ста двадцати большую роль играет мастерство водителя, поэтому он еще мог тягаться даже с трехсотсильным мотором восемьсот пятидесятого «БМВ». Дальше несоизмеримость технических возможностей возьмет свое, а дальность дистанционного пульта не превышает семидесяти метров — следовало торопиться. Но «брат» выжидал. Зажав в руке портативный передатчик, он хищно пригнулся к лобовому стеклу и целящимся взглядом вел все три автомобиля. Мозг работал, как компьютер наведения в ракете-перехватчике: скорости, траектории движения, встречные автомобили, направление взрывной волны, тормозной путь… Он решил заложить в лузу сразу три шара, не дотронувшись до других, — ювелирная работа всегда приносит удовлетворение хорошему специалисту.
«Вулканизаторщик» сидел за рулем. Он понял замысел напарника и хотя считал, что не стоит усложнять задание, не возражал: слишком давно они работают вместе, чтобы перечить друг другу.
По обе стороны шоссе раскинулась чуть заснеженная земля. Машины приближались к виадуку.
— Тормози, — сказал «брат» и нажал кнопку.
Гулко ударил взрыв. Из-под правого крыла «БМВ» полыхнул столб пламени, машину подбросило в воздух и несколько раз перевернуло, мерзлый асфальт с противным скрежетом рвал тонкое железо Идущий на коротком поводке «триста двадцатый» не успел отвернуть и на полной скорости влетел в горящий факел в тот самый миг, когда взорвался девяностолитровый бензобак. «Мере» отбросило влево, как раз туда, куда машинально попытался уйти Хамид, резко вывернув руль перед морем огня. Еще одно столкновение вызвало новые фонтаны искр и всплески пламени.
Выполнив все положенные по законам физики перевороты и кульбиты, «БМВ» сбил ограждение и упал в лощину. Намертво сцепившись, вертелись на залитом горящим топливом шоссе «триста двадцатый» и «двести тридцатый», пока, потеряв инерцию, не уткнулись в фонарный столб. Остро пахло бензином, гарью, горелой резиной и обугливающейся человеческой плотью.
* * *
Два миллиона долларов — это двести пачек стодолларовых купюр. Они помещаются в два объемистых «дипломата». Разумеется, при криминальных расчетах, ибо нигде в мире легальные сделки не производятся наличными. Из многочисленных западных боевиков российский зритель вынес картину происходящего: респектабельного вида гангстеры в белых костюмах передают чемоданчики столь же элегантным партнерам, настороженные «гориллы» с двух сторон наблюдают, чтобы не было подвоха, затем стороны разъезжаются в шикарных лимузинах либо расстреливают друг друга из автоматов.
В полупустом плацкартном вагоне поезда Кисловодск — Москва не работал один туалет, а второй не убирался, поэтому к обычным запахам железнодорожных путешествий ощутимо добавлялся запах мочи. Два миллиона долларов лежали в старом, с полуоторванными металлическими уголками, обшарпанном чемодане, выпущенном в середине пятидесятых годов. Замки за сорок лет постирались и почти вышли из строя, поэтому чемодан перетягивали закрученная на сорок узлов бельевая веревка и кусок алюминиевой проволоки. Вряд ли кому-то захотелось бы его открыть, да и что там может быть, кроме старого хлама, столь же древнего и ненужного, как и владелица этой рухляди. Толстая неопрятная бабка все время что-то жевала и вытирала липкие руки смятой газетой. Она умела громко визжать, ругаться матом и падать в обморок. Долларовые пачки находились под дурно пахнущим тряпьем. Надо было иметь кристальное чувство долга и железные нервы, чтобы преодолеть все препятствия и добраться до денег.
Но тогда в игру должен был вступить курьер. Бабка являлась прикрытием, она ничего не знала и, получая за поездку сто пятьдесят тысяч рублей, оставалась довольной, потому что месячная пенсия составляла столько же, но частенько задерживалась, несмотря на многочисленные обещания Президента и премьера коренным образом изменить положение. Курьер получал пятьдесят тысяч баксов и отвечал за все. Здоровенный парень развалился на соседней полке. У него был неприметный багаж, а вместо оружия — руки, ноги да большой кухонный нож, которым он время от времени нарезал толстые ломти вареной колбасы. С помощью этого нехитрого арсенала он мог отправить на тот свет пятерых, а при внезапном нападении — и семерых. Никакой охраны с ним не было, потому что лишние люди — это лишнее внимание и лишние языки. А если кто-то пронюхает про такую сумму, то и двадцать человек с автоматами не помогут…
Успех перевозки определялся секретностью и неприметностью. Для этого и выбран поезд: грозненские, махачкалинские и владикавказские составы шерстятся сплошняком, а они сели в Минводах под видом беженцев и растворились среди немногочисленного по нынешним временам санаторного люда из Пятигорска, Железноводска, Ессентуков. И плацкартный вагон определен не случайно: к купейным, а особенно спальным — повышенное внимание.
За перегородкой шумная немолодая компания пьет вино и играет в карты, с другой стороны две женщины с детьми и кучей узлов направляются искать счастья в столицу, на боковых местах кокетничает с солдатом розовощекая студентка. Все как обычно…
Курьер пьет только минеральную воду из литровой бутылки, не отвлекается на девушек, избегает дорожных знакомств. И он и бабка русские, что снимает ряд проблем в период межнациональной войны. Моральная сторона вопроса курьера не занимает, он не чувствует себя лазутчиком иноверцев. Он привык терпеть бытовые неудобства, его не раздражает шум, скученность, вонь, он не ощущает исходящий от перевозимого груза запах власти, предательства, смерти. Его не интересует, куда пойдут деньги, он не знает, что ими та сторона пытается купить себе мир, он твердо усвоил только одно: его собственная жизнь зависит от сохранности старого задрипанного чемодана. Ему не впервой ставить жизнь на кон, в молодости он делал это ради азарта, теперь — ради заработка. Наступило время, когда человек, не трусящийся за свою шкуру и умеющий дырявить чужие, может безбедно существовать. Не важно, чем он занимается: вышибанием стомиллионных долгов, убийствами по найму, охраной общака, войной за тысячу долларов в день или перевозкой «зелени».
