Васильев нащупал вялую руку, вложил плоскую фляжку в горячие пальцы. На этот раз они сомкнулись. Послышалось бульканье и звуки глотков. Процесс шел без задержки, что выдавало изрядную тренированность Паганеля.
— Уйти мы не можем, такой приказ: спасать Москву любой ценой, — проникновенно продолжал майор. — Нас отсюда просто не выпустят. Поэтому надо сделать дело.
Бульканье и глотки продолжались.
— Ты не очень и виноват, тебя впутали в эту историю. А теперь полностью искупишь вину, еще и орден получишь!
Паганель выдохнул, восстанавливая дыхание. Васильева обдало перегаром.
«Как бы там не унюхали, — мелькнула разумная, но запоздавшая мысль. — Был трезвый, стал пьяный. Где поили?»
— Точно, меня впутали! — громко сказал Бобренков, и голос его был тверд. — Но я искуплю!
Майор вновь протянул «ПСС», и теперь горячие пальцы сомкнулись на рукоятке, как на фляжке со спиртным.
— Сунь в правый карман и держи на нем руку, но не привлекая внимания. Выжди, когда останетесь вдвоем, и бей в спину или затылок…
— Почему в спину?
— Так лучше, глаза не видишь… Два раза дай для верности. И сразу — пульт! Сколько тебе надо, чтобы его перенастроить?
— Минуты две. Может, три. Не больше. Если мешать не будут… — по голосу Васильев понял, что инженера «взяло».
— Начнут мешать — бей в пульт. Заряд ведь не взорвется?
— Не должен… Там не просто импульс — шифросигнал…
— И отлично! Ничего не бойся. Только не забудь предохранитель снять… А эту кнопку засунь куда-нибудь под пиджак, вот так… Это радиомикрофон. Мы будем все слышать…
— Я их всех, гадов, перебью! Издевались, оскорбляли… Ждите моего знака. И сразу — вперед!
Паганель вошел в роль суперагента и не подозревал, что у него практически нет возможности выжить. Но обезвредить пульт он мог. А больше от него ничего и не требовалось.
— Да, если спросят — где пил, скажи: «С ребятами».
Васильев напоследок хлопнул очкарика по плечу и, выпустив в туннель, смотрел вслед. В призрачном зеленом мире, чуть покачиваясь, двигалась по пути в один конец призрачная нескладная фигура. Камикадзе, стартовавший в последний полет. Но майор не испытывал угрызений совести: и у него с группой имелось не очень много шансов уцелеть.
— Раз — предохранитель, два — курок! — бормотал наушник. Васильев подумал, что, отдав свой радиомикрофон, он для товарищей стал немым. Это могло вызвать серьезные осложнения, но сейчас заботило совсем другое.
Паганель шагал дерганно, словно кукла. Им руоводила не собственная воля, а гипнотизирующее обаяние личности майора Васильева и умело использованный тем алкоголь. «Робот для разминирования», — подумал Васильев. Но аналогия, к сожалению, была чисто внешней. Если бы за зеленой фигуркой тянулся провод управления — тогда бы продолжал действовать оператор и шансы на успех резко возросли бы. У всех. Но чудес не бывает. Майор сделал что мог и даже больше. Теперь все зависело от никчемного слизняка, пытающегося сыграть серьезную мужскую роль.
Обратный путь показался Бобренкову долгим. Доза спиртного сделала свое дело: он чувствовал, что сумеет застрелить этого наглого кавказца, всячески унижавшего его достоинство и даже сравнившего с проститутками. Вспомнился какой-то старый фильм: отважный партизан в землянке среди переодетых предателей, миг — и перевернут ногой стол, выхвачен из галифе наган — бац, бац, бац! И герой обыскивает трупы в поисках важных документов. И он вполне может так поступить! Он не станет стрелять в спину, наоборот… «Повернись лицом к смерти, гад!» — всплыла в сознании хрестоматийная фраза.
На сером бетоне под ногами Паганель заметил несколько проводов. Раньше их здесь не было. У «штабной» палатки царило оживление, но оно оказалось не связанным с его отсутствием. Несколько фонарей осветили подошедшего и равнодушно погасли.
— Вот пусть ученый послушает, — глумливо прогнусавил кто-то.
— Ильяс сейчас на всю Москву говорит, — гордо пояснил Алик. — На всю Россию! Во всем мире услышат. Ребята телевизор принесли, посмотрим, что про нас покажут…
— Ты что, ишак, помогать не захотел? — грубо спросил простуженный голос и невидимая рука толкнула Паганеля в грудь.
Горячие пальцы крепче сжали взмокшую рукоятку. Сейчас он вполне был способен нажать на спуск. Но не время!
— Отвяжись! Меня Ильяс за другим посылал!
— Ты его адъютант, да? А где ты вообще был? Мы прошли, тебя не видели!
— Смотреть хорошо надо. В сторону отошел отлить…
— На ноги не попало? Что-то ссаками завоняло! — он попал в точку, кровь прилила к лицу Игоря. Раздался гогот. Новое развлечение перекрывало происходящее в палатке.
— Это сперма, — вмешался Алик. — Он у Ильяса адъютант по блядям: строит, перекликает, разводит. Ну и сам поддрачивает.
Теперь загоготали все бандиты.
— Баб мне привезли, — обиделся Паганель. Не то чтобы он считал Алика другом, но все же… — Захочу — вы все дрочить будете!
Это вызвало новую вспышку гогота. Алик наклонился, принюхиваясь.
— А где это ты вмазал?
Мысли ворочались, как тяжелые жернова. Паганель бы не сообразил, что ответить, если бы не инструкции Васильева.
— С ребятами, — столь же универсальный, сколь и обтекаемый ответ вполне удовлетворил Алика. Он вообще был неплохим парнем: говорил по-человечески и высказывал вполне понятные нормальному человеку мысли. Но Бобренков знал, что это ничего не значит — стоит Бузуртанову мигнуть, и Алик пристрелит его, даже не спросив за что.
— …таково последнее справедливое требование нашего народа, — донеслось из палатки. — И мне, Ильясу Бузуртанову, доверено добиться его выполнения!
— Теперь Ильяс знаменитей Магомета станет, — сказал кто-то.
— Придумал тоже… Магомет приказал — Ильяс сделал. Почему знаменитей?
— Все, кино кончилось. Давайте расходитесь, он базара не любит, — распорядился Алик. — Идите на посты, в «казарму»…
Щелкая зажигалками, прикуривая и переговариваясь на ходу, темные фигуры направились в конец туннеля. Бобренков отодвинул брезент и вошел в палатку.
— Слышал, как я выступал? — спросил Бузуртанов. Он сидел перед блестящим студийным микрофоном, складывая листок с машинописным текстом, и явно был доволен собой.
— Слышал… — тихо ответил Паганель. Что-то изменилось. Надо было войти сюда сразу. Сейчас запал прошел. Освещенная одним фонарем палатка уже не казалась похожей на землянку, где он собирался совершить свой подвиг. И бесшабашного подъема духа не осталось, только физическая составляющая опьянения — сонливость и вялость.
Готовый к смертельному броску, Васильев по тону понял, что его подзарядка иссякла и робот перешел на собственный личностный ресурс. А значит, все пропало…
