Опасливо подошедшие «гвардейцы» хотели вытащить бывшего предводителя из расщелины, но тут послышался взрыв, по туннелю пронеслась упругая воздушная волна, пахнущая цементной пылью и тротилом, а вслед за волной ворвались молчаливые темные фигуры с яркими лучами подствольных прожекторов. Завертелась бестолковая и страшная лента подземного боя. Автоматы атакующих имели глушители, поэтому бой был почти немым. Попавшие в световой луч «гвардейцы» резко дергались, принимая телами профессионально короткие очереди, и черными кулями валились на серый бетон. Только несколько человек попытались открыть ответный огонь, остальные быстро вскидывали руки, но реакция спецназовцев не отличалась разнообразием и черных кулей становилось все больше.
Васильев сразу рванул в «штабную» палатку, но, кроме забившейся в угол Машки, никого не обнаружил. Не было и пульта управления — главной цели штурма. Когда все закончилось, он обследовал туннель и обнаружил погибшего ужасной смертью Бузуртанова. Поза трупа подсказала и судьбу пульта.
На поверхности, у вентиляционной башенки, бойцы ударной группы столь же быстро, хотя и менее кроваво расправились с остальными людьми Горца. Майор Васильев по оперативной связи соединился с Верлиновым.
— Мы закончили. Пульт ушел под землю вслед за зарядом. Трое пленных внизу, двенадцать задержанных наверху. Бузуртанов мертв. С нашей стороны потерь нет.
Верлинов перевел дух.
— Задержанных передайте милиции и возвращайтесь на базу. Евсеева отвезите домой, скажите, что завтра он получит шестимесячный оклад и две квартальных премии. О его роли никому ни слова.
Генерал взглянул на часы. Шестнадцать двадцать. Пора бы уже… Опережая недодуманную мысль, зазвонил телефон.
— Я дома, — спокойно сказала жена. — Ты знаешь, они были довольно почтительны, особенно в конце. Мне показалось, что они тебя боятся.
— Так и должно быть, — ответил Верлинов тоном, каким говорят о совершенно обыденных вещах. — Но не исключены рецидивы. Из дома пока не выходить.
Только теперь он вздохнул полной грудью.
В принципе, этого можно было и не делать, но генерал набрал личный номер Горца.
— Ису я отвезу туда же, где взял, и даже не буду контролировать следствие, — не тратя время на предисловия, произнес он. — Бузуртанов и почти все твои в туннеле убиты, вопрос снят.
— Имей в виду, ты мой кровник, — глухо предупредил Горец. — Дело не в паршивых двух миллионах, дело в моем друге.
— Какие миллионы, какой друг? — удивленно спросил генерал.
— Ты все знаешь. Два зеленых лимона и Лечи Эранбаев на тебе. На деньги мне плевать, а кровь у нас не прощают.
Верлинов положил трубку. Он устал разгадывать загадки. Больше всего ему хотелось отключить связь, посидеть расслабленно и неподвижно минут двадцать, а потом отправиться домой. Но теперь следовало отчитаться перед своими работодателями. И он поехал в Кремлевскую больницу.
* * *
— Чего это он, словно я? — ворчливо спросил Президент, просматривая кассету с выступлением двойника. Он лежал на плоской подушке, и смотреть было явно неудобно. К тому же от висящей над ним стеклянной колбы тянулась к игле в вене резиновая трубка. Розоватая жидкость равномерно капала восемь раз в минуту: кап, кап, кап… Именно восемь раз, Верлинов посчитал.
— Я ведь так не соглашался… Ну да если подействовало… Ладно.
И уже одобрительно осмотрел Верлинова.
— Значит, без потерь? — спрашивал он почемуто у Коржова. Тот кивнул:
— Точно так, без потерь, — и поспешно добавил:
— Генерал предлагает использовать эту запись официально. Переснять с вашим участием и передать по всем каналам. Разумеется, с выполнением обещаний.
— Да вы что? — седая бровь недовольно полезла вверх. — Разве сейчас так можно? Меня тогда просто съедят… И наши, и те… Что скажет Билл, что подумает Гельмут? Это же… Нецивилизованно…
Коржов почтительно покивал.
— Я примерно так и объяснял, но генерал настаивал, чтобы доложить вам.
— Что настойчивый, хорошо. И операции проводит умело. Он ведь не первый раз отличается… Проявляет, так сказать, верность и преданность…
Верлинова покоробило, но вида он не подал. На этом уровне не высказывают недовольства. По крайней мере он о таких случаях не знает. Попасть к Президенту в больницу — большая честь, которой удостаиваются немногие. Сам выглядит неважно, ему бы лежать спокойно под капельницей, а не обсуждать важные дела. Но тогда придется уйти в отставку, а кто в России добровольно отдает власть?
— Знаешь что? — Президент обращался напрямую к начальнику СБП, будто Верлинов являлся неодушевленным предметом. — Поручи ему подготовить мои переговоры. Ну, замену…
— «Рокировку»? — переспросил Коржов.
Хозяин кивнул и отвернулся, давая понять, что прием закончен.
— Это надо сделать очень чисто, — объяснял задачу Коржов в своем кабинете, примыкающем к палате больного. — Настолько чисто, что я сомневаюсь в возможностях любой силовой структуры. Ведь все они разложены и кишат предателями, к тому же давно разучились работать по-настоящему. И национальная специфика… Он не выезжает из республики, где большинство населения считает его богом… Подобраться практически невозможно. Традиционные способы: снайпер, управляемая мина — не годятся. Человеческий фактор следует вообще свести к минимуму, вам необходимо найти в первую очередь техническое решение…
Возвращаясь домой, Верлинов думал над словами начальника СБП. В истории человечества покушения на государственных и политических деятелей совершались столько раз, что можно составить целую энциклопедию. Яд, кинжал, удавка, пуля, взрывчатка, выпущенный в вертолете усыпляющий газ… Здесь трудно придумать что-нибудь новое. Тем более что любое техническое решение подобного рода опирается на человеческие качества. Бут стрелял в упор из капсюльного пистолета, Освальд — с дальней дистанции из «манлихера», Меркадер и вовсе действовал ледорубом. И понятно, что не пистолет, не «манлихер», не тем более ледоруб определили успех задуманного, а комплекс неполноценности неудавшегося актера, шизофренические черты бывшего морского пехотинца и болезненное честолюбие агента НКВД.
Машина выехала на Манежную площадь. Несмотря на мороз, здесь собралась толпа с мегафонами и плакатами. "Мир Чечне! ", "Долой имперские амбиции! ", "Свободу чеченскому народу! ". Верлинов всматривался в лица митингующих.
Изможденные тревогой солдатские матери, которые, естественно, против любой войны, если там могут погибнуть их дети. Но они не понимают, что чем больше нерешительности и проволочек, тем длинней бойня и тем больше жертв. Как не понимают и того, что их святые чувства используют в своих интересах те, которым наплевать и на гибнущих молодых людей, и на величие и целостность России, которые сколачивают миллиарды на крови и страданиях, а потому заинтересованы, чтобы все это продолжалось как можно дольше.
