Генерал говорил внятно и четко, с некоторой долей дидактичности, словно проводил высокооплачиваемый урок с отстающим сыном богатых родителей. Коржов воспринимал это как должное. По крайней мере в данной ситуации.
— Самому Дударику надо дать понять, что речь пойдет о его замене менее одиозной фигурой. Другого политического решения нет, он и сам это знает. Хорошо бы, если б он взял с собой возможного преемника. Тогда у него не появится никаких подозрений.
— Но…
— Конечно. Ну и что?
Коржов пожал плечами.
— Ничего.
— И еще. Об истинной цели операции не должен знать никто. Прямые переговоры — и все! И ваша причастность к этому сеансу связи должна оставаться в тайне. Так будет лучше и для успеха основной акции, и для последующих оправданий. Через кого вы собирались говорить с премьером?
Коржов снова пожал плечами.
— Богомазов не захочет прикасаться к этой истории.
— Его и не надо посвящать во все. Только в версию прикрытия. Просто он должен знать, что ему предстоит такой разговор. В противном случае до Дударика дойдет, что здесь что-то нечисто.
Начальник СБП снова пожал плечами.
— Да через кого угодно…
Верлинов выдержал паузу и постарался произнести ключевую фразу самым ровным и естественным тоном.
— Достовернее всего будет через Хвощинского. Он регулярно бывает у Президента, и все знают об их близости.
Достоверность была бы соблюдена в любом случае — кто бы ни озвучил волю Хозяина. На самом деле Верлинов назвал бульдогообразного управляющего делами Администрации Президента по совсем другой причине. Тот был одним из лучших друзей Горца и очень хотел видеть Магомета Тепкоева на месте Дударика. Если он войдет в курс акции прикрытия, то можно не сомневаться — сделает все, чтобы Горец стоял рядом с Дудариком, когда тот будет говорить с премьером.
— Слухи об их близости сильно преувеличены, — с ноткой ревности произнес Коржов. — Но раз его — давай его…
И после секундной паузы поинтересовался:
— Что будем объяснять после акции?
— Как всегда… Что никто ничего не знает.
— А следы?
— Эти штуки не оставляют следов. Взрыв уничтожает начинку полностью: провода, микросхемы, электронные платы… Обычно сохраняются куски корпуса, но у них корпус из магниевого сплава, он сгорает бесследно. Правда, я позаботился, чтобы следы были…
Брови Коржова взлетели вверх.
— То есть?
— В головную часть одной из них заложили осколки обычной авиационной бомбы. Пусть желающие получат пищу для размышлений.
— Ну ладно, — Коржов встал, давая понять, что разговор закончен. Прощаясь, начальник СБП сказал:
— Я удовлетворен вашей работой. И не жалею, что вытащил вас из того дерьма.
Наверное, Верлинов должен был ответить что-то вежливо-благодарное. Но у него не нашлось подходящих слов. Он вышел молча, и фраза начальника СБП повисла в воздухе, как протянутая для рукопожатия рука, до которой никто не дотронулся.
* * *
— Значит, речь не идет о физической ликвидации? — Хвощинский выпятил нижнюю губу, от чего сходство с бульдогом усилилось.
— Конечно, нет! — возмутился Коржов. — С чего вы взяли?
Президент лежал безмолвно, но своим присутствием как бы благословлял слова главного телохранителя, подтверждая, что тот лишь озвучивает его мысли.
— Слухи ходили всякие… — неопределенно ответил Кукловод. Сейчас он утратил нити управления, потому что мог «водить» только здорового Президента. Зато главный охранник, в силу специфики своего положения, ухватился за рычаги высшей власти.
— Только слухи, — повторил Хвощинский. Он не мог рассказывать конкуренту про совещание группы Шести. Они однозначно поняли, что Дударика надо устранить не с политической арены, а из жизни вообще. И в принципе согласились с таким решением. Лишь Красавчик лениво процедил: «Зачем его убивать? Это же прецедент… Проще позвонить и сказать — пусть уезжает…»
— Он должен подобрать себе преемника и прямо назвать его Богомазову. Хорошо, чтобы в знак своего выбора он передал ему трубку во время беседы.
Хвощинский оживился.
— Это должен быть человек не из республики. Нужен авторитетный чеченский лидер, долгое время проживший в России. У него другой менталитет, и с ним легче работать.
Для Коржова последняя фраза собеседника не имела никакого значения, и он просто не обратил на нее внимания.
— Доложите Виктору Петровичу поручение Президента. Пусть послезавтра в одиннадцать соединится с Дудариком и решит проблему.
Через пару часов Хвощинский позвонил Горцу.
— Слушай внимательно, Магомет, — быстро начал он, и Тепкоев понял, что речь пойдет о чем-то экстраординарном. — Намечаются важные изменения. Большой Папа надумал вести прямые переговоры, но не с Дудариком. Послезавтра Богомазов будет говорить с ним о передаче полномочий. Я убедил всех, что преемником должен стать ты.
Магомет молчал, но душа переполнялась радостью. Он знал, что рано или поздно такой момент наступит.
— Виктор Петрович ждет, что он сразу назовет тебя, и ты тут же договоришься с ним о личной встрече…
— А что Дударик?
— Я пять минут назад звонил ему. Он почему-то не в восторге от твоей кандидатуры. Но деваться некуда: я подал так, что тебя выбрали Президент и Богомазов. Значит, для Ичкерии лучше, если именно ты возглавишь республику.
— Там найдется много несогласных. Из числа охотников занять президентское кресло.
— Короче, вылетай немедленно. Послезавтра в одиннадцать Виктор Петрович ждет вашего звонка.
— Спасибо, друг, — непривычно мягко сказал Горец. — Я этого не забуду.
* * *
В подводной лодке жизнь идет совсем не так, как на земле, и даже совсем не так, как на любом надводном корабле. Замкнутое пространство, регенерированный воздух, враждебная среда за бортом, постоянная скученность, гиподинамия… Жилые каюты находятся рядом с постами, прошел туда-обратно, по двадцать шагов на завтрак, обед и ужин, хорошо если наберешь за сутки сто метров. Организм перестраивается: дряблеют мышцы, плохо переваривается пища, многие по большой нужде ходят не чаще раза в неделю. Значит, интоксикация со всеми вытекающими последствиями: бывает, человек покрывается язвами, что с ними ни делай — не проходят. Так и списывают бедолагу на берег…
Но главное — психика. Попробуй посиди тришесть месяцев в стальной коробке без новых впечатлений, когда в тесных отсеках одни и те же рожи! Лучший друг, которого знаешь как облупленного, надоедает так, что превращается во врага. А к свежему человеку тянет, как магнитом, потому что он подпитает тебя новыми фактами.
