Она скинула мокасины и по-турецки уселась на диван. Потом легла, не задумываясь над тем, как расценят ее поступок в мусульманской стране, живущей по строгим законам шариата.
Несмотря на полуденную жару, ветер, задувавший с моря, казался почти прохладным. В тени навеса, оплетенного растениями, похожими на вьюны, Марина почувствовала себя так хорошо, что незаметно заснула.
Ей снилось строгое лицо незнакомого мужчины. Он прищурил глаза и провел рукой по ее лицу. Прикосновение показалось ласковым, и Марина прижалась к теплой ладони. Появилась уверенность в том, что она любит этого человека, и ей сделалось по-настоящему хорошо.
Она открыла глаза. Вопреки ожиданиям, ласковая рука никуда не делась. Напротив, была слишком материальна и оказалась продолжением мужского тела, облаченного в белые одежды.
Рядом с ней сидел темнокожий араб в белоснежном платке с толстым витым жгутом. Концы веревок болтались на его правом плече, как две черные змеи.
– В чем дело? – спросила она хриплым со сна голосом и, вспомнив про свой синяк, проверила очки. Очки, слава богу, оставались на месте. Потом сообразила, что заговорила по-русски, и повторила то же самое по-английски.
– Действительно, – ответил араб, – я не должен был этого делать.
Наверное, он был ее ровесником, может, немного старше, во всяком случае, ему не было сорока. Светло-зеленые глаза, породистый, немного большой для узкого лица нос и чувственные, светлее лица, губы. Вышитая по белому белым рубаха, застегнутая на множество матерчатых пуговиц и воздушных петель, похрустывала при каждом его движении. Вокруг мужчины витал удивительный аромат восточных масел и экзотических благовоний.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Марина.
– Замужем?
– Нет. – Она не знала, почему так ответила.
– Это хорошо, – сказал он. – Меня зовут Али.
«Имя немного подкачало, но ничего, буду его звать Алишкой», – Марина поймала себя на мысли, что собирается продолжить это знакомство.
– Я хочу встретиться с тобой этим вечером, – сказал он.
«Почему бы и нет», – По крайней мере это вполне вписывалось в рамки ее жизненной философии на период отдыха.
– О’кей.
– Буду ждать тебя в вестибюле в восемь часов вечера.
Только сейчас Марина сообразила, что пора бы ему отнять руку от ее лица. Она села, и очень вовремя – мимо них проходил служащий теннисного корта. Уголком глаза она заметила только белые кроссовки на загорелых ногах, однако всей кожей ощутила его неподдельное любопытство.
Нащупав ногами мокасины, она, сминая задник, наскоро их надела и встала с дивана.
– До встречи, – сказал «Алишка».
– Да-да, – ответила она и устремилась к морскому берегу.
Казалось, после недавней сцены обратный путь в гостиницу был заказан.
У бассейна отыскала свою приятельницу. Мельком взглянув на ее лицо, Вероника побледнела. Марина сообразила: при взгляде снизу, с шезлонга, вид ее синяка был особенно впечатляющим.
– Что случилось? – Вероника вскочила на ноги. – Еще вчера ничего не было. Когда ты успела?
– Переходила дорогу, и вдруг откуда ни возьмись – машина.
– Руки-ноги целы?
– Целы.
– Это самое главное. Ты заявила в полицию?
– Нет. Не хочу провести остаток отпуска в полицейском участке. Ты ведь знаешь – показания, бумаги, протоколы…
– Что до меня – я бы заявила. Пусть не думают, что им все дозволено. Перед отъездом сюда читала: араба не посадят в тюрьму даже за убийство. Задавил кого-нибудь на дороге – плати полмиллиона, и свободен.
– А кому он должен платить? – поинтересовалась Марина.
– Да уж точно не тебе. К тому же ты осталась жива, – Вероника поспешила заметить: – К счастью.
– Выходит, я правильно поступила, что не заявила в полицию?
– Не знаю. Во всяком случае, не поздно и теперь.
– Теперь мне некогда. В восемь вечера у меня свидание.
Вероника восхищенно замерла.
– Ну ты молодец, все дела переделала: и под машину попала, и жениха завела… Надеюсь, это не тот, которого ты в бассейне нашелудила?
Марина улыбнулась.
– Этого я нашелудила у теннисного корта. Он – араб.
– Локал, что ли?
– Да. Теперь мне нужно купить большие темные очки.
– Понимаю, чтобы спрятать синяк, – кивнула Вероника. – Я видела такие в гостинице. За стойкой направо есть магазинчик.
– Спасибо. Увидимся позже, за ужином, – сказала Марина и отправилась в отель.
Магазин оказался лавкой, набитой всякой всячиной. Бутафорские мечи, веера, футболки с натрафареченными красотами Дубая, все это перемежалось одноразовыми фотоаппаратами, батарейками, прокладками, пластмассовыми сувенирами и солнцезащитными очками всевозможных мастей.
– Вы только что приехали? Я не видела вас прежде, – к ней, улыбаясь, подошла хозяйка магазина.
– Второй день, – Марина улыбнулась в ответ.
– Я – Руба.
– В смысле? – удивилась Марина, но тут же сообразила, что сказала бестактность.
– Меня зовут Руба.
– Простите, не поняла. Вы русская? Давно здесь живете?
– Азербайджанка. Одиннадцать лет назад приехала на заработки из Баку.
– И как?
– Как видите, все еще здесь.
– Хочу купить солнцезащитные очки. Самые большие из тех, что у вас есть.
– Понимаю. – Руба сняла с витрины подходящую модель. – Примерьте эти.
– Знаете, у меня сегодня свидание, – снова улыбнулась Марина, – а тут такое… – Она сняла очки и продемонстрировала синяк.
– Бывает, – великодушно заметила Руба. – Надо же, второй день, и уже свидание. С кем-то из отдыхающих?
– С арабом. – Марина покрутилась, рассматривая себя в зеркало. – Мы познакомились на территории отеля. Может быть, это небезопасно? – Она посмотрела на хозяйку магазина.
– Ничего с вами не случится, – усмехнулась Руба. – Ничего из того, чего сами не захотите.
– Скажите, а почему они все время сидят в баре за столиками?
– У местных здесь что-то вроде клуба. Особенно оживленно, когда заезжают отдыхающие. Осматривают контингент. Как вы понимаете, интересуются девушками и молодыми женщинами. Тут такие драмы иногда разыгрываются! Однажды двое подрались из-за русской девушки. Не поделили. В результате – не досталась никому. Светой ее зовут. Красивая такая, молодая. Часто сюда приезжает, но не связывается ни с кем. Теперь с ней здороваются, как с приятелем: «Здравствуй, Света». – Руба улыбнулась. Потом, посерьезнев, продолжила: – А бывает, некоторые дамочки во все тяжкие кидаются. До таких здесь охотников великое множество. С утра до вечера сидят, поджидают. Повеселится такая, поест, попьет на дармовщинку. Попользуют ее, конечно, как надо. Уедет. А я потом мучаюсь. Эти, в белых одеждах, с мобильниками идут ко мне: «Набивай, Руба, эсэмэску. Люблю, не могу». Я набиваю, а они, паразиты, смеются.
