Ирина посторонилась, пропуская Полину, а когда в прихожую шагнул Дуло, ей и вовсе пришлось отступить в ванную. По другой стороне и без того узкого коридора тянулись уставленные книгами полки. С кухни доносился запах жареной картошки.
Они прошли в комнату. За столом сидели двое детей: мальчик лет двенадцати и девочка не старше восьми.
– А ну-ка, ребята, марш отсюда… Только сначала поздоровайтесь с тетей Полей и дядей Сережей.
Дети вежливо поздоровались, собрали учебники, тетрадки и покинули комнату.
– Присаживайтесь. Сейчас я вас покормлю…
– Не откажусь, – сказал Сергей Дуло. – Давно не пробовал домашней еды.
– Какой у тебя славный друг, – улыбнулась Ирина. – Обожаю голодных мужчин.
– У него множество других достоинств.
– Хорошо, что ты о них знаешь.
– Что-то не так? – спросил Дуло, когда хозяйка дома ушла на кухню. – Просто я действительно хочу есть.
– Расслабьтесь. Вы уже отработали свой обед.
– Заноза! – хмыкнул в ответ следователь.
Полина вышла из комнаты, а Дуло пересел на диван, забросанный маленькими подушками. Откинувшись на спинку, закрыл глаза. Через минуту его нижняя челюсть отвисла, голова плавно перекатилась на плечо, и он уснул, размеренно всхрапывая и вздыхая.
– Неважно, что разлюбил, не это главное, – проговорил один женский голос.
– Как же неважно? – вторил ему другой.
– Не забывай, у нас дети. Могли бы жить ради них. Но он выбрал другую женщину.
– Бедная ты, Иринка. Остаться с двумя детьми, в этой дыре…
– Здесь лучше, чем в Москве.
– Не говори глупостей!
– Расскажи мне, как ты?
– Все по-старому.
– Одна?
– После Михаила все как-то не получается…
Сергей узнал один из голосов и улыбнулся во сне: «Полина». Значит, другой голос принадлежит ее подруге Ирине.
– А помнишь Славика? Вы были невозможными эгоистами! – Ирина тихонько рассмеялась. – Все время целовались…
– Хорошее было время. Ты не слышала, после университета ему удалось остаться в Москве?
– Он теперь Москву знает лучше, чем ты. Правда, из-под земли…
– Умер? – В голосе Полины прозвучала тревога.
– Жив и весьма преуспел в бизнесе. Слава – исследователь подземной Москвы.
– Да что ты!
– Главный диггер, президент центра подземных исследований.
Дуло открыл глаза.
– Проснулся наконец… – Ирина поднялась со стула и направилась к двери. – Сейчас разогрею обед.
– Простите, заснул.
Полина была чем-то расстроена.
– Я рассказала Ирине все. Вам нужно только показать фотографии и задать нужные вопросы. – Она внимательно вгляделась в его лицо. – Вы осунулись.
– Это от усталости. Ведь вторые сутки на ногах.
– Побриться не хотите? В ванной есть бритвенный станок. Все, что осталось от главы семейства.
– Пожалуй…
Спустя десять минут Сергей вернулся, на его правой щеке виднелся свежий порез.
Полина крикнула в сторону кухни:
– Ира, у тебя есть йод?
– Только не йод, – шепотом попросил Сергей.
– Почему?
– Боюсь.
– Тогда зеленка.
– Покорно благодарю…
– Все готово, садитесь. – Ирина принесла из кухни тарелки с едой.
После обеда Сергей попросил чашку кофе и разложил на столе фотографии Бекешевой.
– Хотел, чтобы вы посмотрели. Есть версия, что это ритуальное убийство. Мне нужно знать: известны ли прецеденты, существуют ли на территории района секты, члены которых могли совершить подобное? Прошу учесть, что женщину нашли в реке. Одежда, в которой ее выловили, – без повреждений. Тело полностью обескровлено. В голове двадцатисантиметровый гвоздь, которым прибили шапочку. Остальное видно на фотографиях.
Ирина вытерла руки о футболку и взяла первую фотографию. Долго рассматривала, затем придвинула к себе следующую. В течение десяти минут она ничего не говорила, только смотрела на снимки. Затем встала и вышла в коридор, а когда вернулась, в ее руках была тонкая книжка.
– Послушайте, – Ирина открыла книгу и начала читать: – «Какую можно придумать причину или повод для такого злодейского истязания? Наружные признаки трупа показывали, что смерть никак не могла быть случайная, а умышленная; и притом обдуманная и продолжительная. Все тело истыкано или исколото, иногда клочки кожи вырезаны, ладони проколоты насквозь; нередки знаки и синяки от тугих перевязок, наложенных и опять снятых; труп даже обмыт, на нем нет крови, равно как и на белье, и на платье, которое было снято на время убийства и после опять надето». – Она подняла глаза. – Похоже, не правда ли?
– Откуда это? – спросила Полина.
Ирина показала переплет:
– Записки о ритуальных убийствах. Имя автора вам ничего не скажет, но поверьте, это серьезный ученый. – Она снова открыла книгу и продолжила читать: – «Около Режицы найден в лесу мертвый человек с необыкновенными знаками и ранами на теле. На кисти правой руки рана просечена как бы долотом. Колотые раны явным образом были нанесены умышленно и в несколько приемов. Следствие ничего не открыло, потому что все взятые под стражу бежали и не были отысканы. В том же году, перед Пасхой, в Сеннинском уезде найден труп женщины, исколотый в лицо, на руках и ногах, и по всему телу; но на платье не оказалось никакого следа крови, из чего видно, что она была раздета, исколота, лишена жизни, а потом обмыта и одета. По следствию ничего не открыто…» – Ирина подняла глаза и сделала паузу. – «В тысяча восемьсот пятом году производилось дело в Велижском поветовом суде о найденном в реке Двине теле двенадцатилетнего мальчика Трофима Никитина; мальчик был зарезан и по всему телу исколот. По недостатку улик дело предано воле Божией…» Продолжать?
– Да.
– «Убийство двух крестьянских мальчиков. Мальчикам остригли ногти, перевязали ремнем ноги под коленями, кололи по всему телу, собирая вытекающую кровь, а мертвых бросили с пристани в реку Двину. В том же году случилось убийство и истязание шляхтянки Дворжецкой, коей останки были найдены в лесу. В деле фигурировали показания свидетельницы Терентьевой, которая видела, как неизвестные люди кололи Дворжецкую в разных местах и собирали кровь в подставленную посуду. Они, рассматривая эту кровь, находили ее черною и были ею недовольны. Мертвую же обмыли, положили в пошевни и вывезли за город, в лес. Из этого происшествия видно, что кровь потребовалась для суеверных обрядов».
– Какого года издания эта книга? – спросила Полина.
– Тысяча восемьсот сорок четвертого. Напечатана по приказу министра внутренних дел в количестве десяти экземпляров и, как тогда писали, «роздана весьма немногим лицам».
