Дмитрий Андреевич поднял голову и посмотрел на дверь. В комнату заглянула Полина.
– Простите… – сказала она Бекешеву и перевела глаза на Сергея. – Нам нужно поговорить.
– Я занят, – сказал он. – Поговорим позже.
– Но это срочно, – настаивала Полина.
– Хорошо. – Следователь поднялся и сказал Бекешеву: – Прошу вас не уходить. Я скоро вернусь.
За дверью он сердито накинулся на Полину:
– Неужели не понимаешь, что я занят? Пошла бы лучше поспать.
– Я и пошла.
– Опять что-то придумала… – Дуло насмешливо улыбнулся. – Ну, что на этот раз?
– Идем наверх, сам увидишь…
Они шли по коридору в сторону лестницы.
– Понимаешь… – Полина шагала чуть впереди и, рассказывая, заглядывала в его лицо. – На той папке, что лежала в чемодане, на корешке есть надпись: «И. Я. Стеллецкий». Это очень старая папка, она наверняка принадлежала Стеллецкому. А поскольку папки существуют для того, чтобы туда что-то складывать, резонно предположить: в ней был дневник. Ведь если рассудить, раненый Николай Троицкий вполне мог рассказать своему врачу, где спрятал дневник. Верно?
– Гипотетически – да, – задумчиво произнес следователь.
– А это значит, что дневник мог попасть к моей матери. Думаю, Троицкий рассказал и то, насколько опасно держать его при себе.
– Предположим.
Они зашли в комнату. Полина взяла папку и показала надпись на корешке:
– Но это еще не все. Смотри… – Она развернула помятый лист. – Это латинское изречение вырезано на могильном кресте: «Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae». Оно гласит: «Вот место, где смерть охотно помогает жизни».
– Так, – кивнул Сергей Дуло, – это я уже слышал.
Полина показала другую бумагу.
– А вот что лежало в чемодане. Читаю: «Loсо laudato est, ubi mors gaudet succurrere vitae».
– То же самое…
– Сначала мне тоже так показалось. Но сегодня вечером я додумалась сравнить обе фразы.
– И что?
– Первые два слова не совпадают! Если на кресте вырезано «hic locus», что означает «вот место», то на бумаге, найденной в чемодане, первые два слова: «Loсо laudato».
– Ты знаешь, как это переводится? – спросил Дуло.
– Да! – Полина разволновалась. – «Loco» – то же самое, что «locus», и означает «место». А вот слово «laudato» переводится как «названный» или «указанный».
– И каков результат?
– Второе выражение можно перевести так: «В названном (указанном) месте, где смерть охотно помогает жизни». Ты понимаешь? Понимаешь, что это значит? Здесь прямое указание места, где нужно искать дневник!
– Пока не понимаю.
– Смотри… – Полина разволновалась. – Папка с именем Стеллецкого пуста, но она сохранилась – это явная установка на то, что ее содержимое находится в другом месте.
– Но как понять, где?
– Здесь на помощь приходит латынь. Конечно же, вырезать латинское изречение на кресте – такое вряд ли выдумал Тимофей-плотник. Это наверняка идея моей матери. – Полина указала пальцем на бумагу из чемодана. – Здесь – тоже ее почерк.
– Ну и что? – спросил Сергей Дуло.
– Я уверена, что в изречении ею сознательно допущена ошибка. Сознательно! Эта ошибка указывает на место, где нужно искать. Короче… – Полина решительно развернулась к Дуло. – Я знаю, где спрятан дневник.
Сергей Дуло вскинул глаза:
– Ну?
– Он в гробу.
– И только-то? – Следователь направился к двери. – Позовешь, когда у тебя появятся идеи пооригинальней.
– Постой.
Что-то в ее голосе заставило Сергея остановиться.
– Искать нужно там хотя бы потому, что гроб – пуст.
– Ты в этом уверена?
– Но ведь я жива.
– И здесь тебе нечего возразить, – сказал Дуло. – Только я на твоем месте сначала бы позвонил отцу.
– Уже…
– Что?
– Позвонила. Он все рассказал. И про Троицкого, и про Беляевский детдом.
– А про могилу?
– Про могилу, папку и латынь знаем только мы. Именно поэтому мы должны действовать немедленно.
– И что же прикажешь делать? Произвести эксгумацию?
– Да.
– А ты знаешь, сколько бюрократических бумажек нужно собрать, чтобы получить разрешение?
– Нет.
– Тысячу, – сказал Серегей.
– Тогда обойдемся без бумажек. Усопшая не возражает, а это – главное.
– Усопшая? – не понял Сергей Дуло, а потом улыбнулся. – Ну, если только усопшая… Хорошо, я подумаю. И поговорю с Филипповым. Попробуем разыскать няню, которая работала в семье Троицких. Возможно, она слышала про дневник. А теперь мне нужно вернуться к Бекешеву.
– Можно с тобой?
– Ну, пошли…
Глава 62
Не ваше дело знать времена и сроки
Сергей Дуло сел рядом с Бекешевым, Полина расположилась на стуле у двери.
– Не знаю, стоит ли спрашивать об этом, но спрошу… Дело касается вашего друга Николая Троицкого, – заговорил Сергей Дуло.
– Вероятно, вы хотите узнать об истории с дневником Стеллецкого?
– А почему вы об этом подумали? – Следователь поднял глаза.
– Это единственное, о чем можно говорить после его смерти. Вы наверняка знаете: их с женой убили из-за того дневника. Да… Темная история. Николай рассказывал мне о том, что после смерти отца в его жизни стали происходить странные вещи. То портфель украли, то на кафедре в письменном столе кто-то копался… Он не связывал эти происшествия с дневником Стеллецкого. Хотя, я думаю, скорее недоговаривал. А ведь я видел дневник. Правда, всего один раз: толстая тетрадь величиной с книгу, обложка серого цвета с коричневым корешком. Это было в те времена, когда я помогал Николаю собирать материалы. Он берег дневник от чужих глаз. И, как выяснилось, не зря…
– Вы сказали, что помогали Троицкому собирать материалы. Для чего? – Следователь подтянул к себе пепельницу и закурил.
– Для статьи о библиотеке Ивана Грозного. Хорошие были времена… Жаль только, что потом Николай отказался от моей помощи. И не использовал в статье сделанные мною выкладки.
– Вы читали эту статью? – спросила Полина.
– Конечно. Только уже не помню деталей.
– В ней говорится о том, что на протяжении веков библиотеку разыскивает тайный орден «Рыцари Невидимой Власти», – сказал Сергей Дуло.
– Да, припоминаю, что-то связанное с тайными орденами. Очень скользкая тема. Я говорил, что не стоит связываться, но он не послушал. – Бекешев мрачно улыбнулся. – Видите, какая разница во взглядах. Несмотря на это, мы с Троицким были друзьями.
