Тем временем его молодой ученик мчался во весь дух, задрав в небо хвост и не останавливаясь даже на то, чтобы сплюнуть немилосердно забивавшую его рот дорожную пыль. Гордости его не было предела – он, маленький серенький котенок, отнюдь не достигший еще настоящей полосатости, получил задание, от которого, возможно, зависит судьба самого господина барона! Наверняка это он, тот самый Случай, что позволяет выдвинуться храбрым и честолюбивым – не мышь поймать!.. Крохотное сердечко Толстопузика переполняла надежда, и он бежал, не ощущая боли в подушечках своих маленьких лапок, причиняемой ему мелкими камешками, коими, увы, переполнены наши сельские дороги.
Впрочем, никакой кот, обладай он даже самым рыцарственным сердцем, не способен бежать долго. Его дело – стремительный бросок, а никак не долгий изнуряющий марафон. Как ни крепился Толстопузик, но в какой-то момент он понял, что дальше мчаться не может. Или почти не может… но тут ему повезло.
На краю поля, до которого оставалось совсем уже недалеко, торчал хорошо знакомый ему круп старого баронского коня Пупыря. Нужно сказать, что боевой скакун господина барона обладал немалыми свободами в имении: так, если заранее было известно, что на следующий день ему не следует ждать службы, Пупырь свободно уходил в поля, забираясь подчас достаточно далеко, и лакомился то овсом, то чем еще, вплоть до незрелых огурцов. Впрочем, следует заметить, что пасся он всегда оседланным, ибо, обладая удивительным слухом, мог примчаться на первый же свист хозяина. Так случилось и сейчас – глубоко засунув морду в посевы, гордый конь вяло двигал челюстями, и размышлял о подлой природе слепней, вьющихся над его крупом.
Тяжело дыша, Толстопузик шагом преодолел отделявшее его от Пупыря расстояние и, кое-как прочистив горло, запищал:
– Дядюшка Пупырь! А, дядюшка Пупырь!
Но погруженный в раздумья конь все так же меланхолично жевал… тогда Толстопузик, набравшись храбрости, подпрыгнул и пребольно цапнул Пупыря повыше левого заднего копыта. Конь всхрапнул и мгновенно развернулся всем телом.
– Ты что, куница, охренела? – проревел он. – Места тебе мало? И что ты ващще посередь дня тут лазишь? Жирохвоста кликнуть?
– Я не куница, дядюшка Пупырь! – что было сил закричал котенок, становясь для убедительности на задние лапки. – Я Толстопузик, ученик достопочтенного кота Жирохвоста! Беда у нас дядюшка, беда пришла!
– А, так это ты, малыш? – удивился Пупырь, не без труда узнавая всеобщего любимца. – На кого ж ты похож, однако! Я тебя за ерунду какую-то принял. Что это у тебя с шерсткой, разве наставник не учил тебя вылизываться как следует?
– Беда, дядюшка! – повторил юный герой. – Послал меня учитель, скорее, говорит, в замок беги, да только, чую, не добежать мне – мы ведь третьи сутки уже в поле на мышиной практике, далеко ушли…
– Да что за беда-то? – встревожился Пупырь, низко наклоняя голову, чтобы лучше слышать писк котенка.
– С южной границы братья-мытари идут! Учитель сказал, что, похоже, из «Внезапных проверяющих»!
– Понятия не имею, что это за хрень, – признался Пупырь, – но раз наш Жирохвост говорит, что беда, стало быть, так оно и есть. Давай, малый, запрыгивай на седло да полезай в сумку. А я уж не подведу.
С этими словами Пупырь лег на живот, чтобы котенку сподручнее было забраться сперва на седло, а оттуда уж соскользнуть в седельную сумку.
– Ты пепси-колки-то попей, – посоветовал он, выпрямляясь, – там, в сумке фляжка есть. Только смотри, бери ту, что поменьше, а то в большой… ну, в общем, рано тебе еще.
В большой фляге находился вишневый самогон господина барона. Сообразительный Толстопузик, едва занырнув в уютное кожаное нутро седельной сумки, тотчас же нащупал небольшую хромированную фляжку с пепси, отвернул крышку и кое-как утолил жажду – хотя, если честно, он, конечно, предпочел бы молоко. Но до молока еще нужно было добраться.
И Пупырь бросился в галоп.
А что же мудрый Жирохвост, оставшийся встречать непрошеных гостей на южной границе имения? О, на его долю выпало немало испытаний.
Звон колокольчика приближался; мерзкие голоса братьев-мытарей, тем временем, постепенно становились все тише, а в конечном итоге утихли вовсе, и вскоре они уже шли в полном молчании, продолжая, однако, предупреждать всех честных людей о своем продвижении колокольцем. В тот момент, когда все трое пересекли хорошо знакомую Жирохвосту юридическую границу имения, суровый кот, притаившийся до поры в засаде, издал леденящий душу боевой мяв и швырнул свое тело вперед, целясь в левое полужопие предводителя, шествовавшего во главе процессии в бархатной синей ризе. Следует признать, что атака его была выполнена по всем правилам воинского искусства – таким броском гордился бы сам Гударьян: девятикилограммовая полосатая торпеда, пролетев не более полуметра, повисла на когтях, впившихся в мясистый филей брата-мытаря, и тотчас же принялась драть его оплывшую жиром ляжку обеими задними лапами. Мытарь заорал нечеловеческим голосом и повалился в пыль, не пытаясь даже сбить с себя невесть откуда взявшегося кота. Его собратья, визжа, забегали вокруг, принялись махать своими инкрустированными платиной дорожными посохами, но добились лишь того, что Жирохвост, отодравшись от порядком покалеченного предводителя, пару раз съездил обоим по ладоням – отчего те немедленно залились кровью, – и, угрожающе зашипев, скрылся в густой пшенице.
– Синяки будут, – прохрипел он, вылизываясь в сотне метров от поля боя, – попали-таки разик. Ну ничего, я вас еще достану.
И, молниеносным движением перехватив очень кстати пробегавшую мимо полевую мышь, могучий Жирохвост осторожно двинулся в сторону замка.
Тем временем Пупырь, ровно мчащийся ударным галопом в сторону замка, вдруг захрипел и принялся тормозить, отчего несчастный Толстопузик едва не размазался по стенке седельной сумки.
– Что там, дядюшка? – испуганно запищал он, высовываясь наружу.
– Гвоздь, – горестно ответствовал гордый скакун, внимательно рассматривая свое правое переднее копыто.
– Вытащить, дядюшка? – предложил Толстопузик.
– Да он сам выпал… – вздохнул Пупырь. – Ты вот что… в той сумке, что с другой стороны, есть фляжка с первачом. Она маленькая. Ты ее на дорогу выбрасывай, и попробуй мне ранку залить. А то заражение, сам знаешь… а там уже как-нибудь дотопаем.
– Нельзя нам как-нибудь, – возразил котенок. – Время ведь, время!
Пока он перебирался на другою сторону седла, вытягивал из сумки фляжку и заливал первачом – а потом и зализывал, – небольшую, но крайне болезненную рану на копыте Пупыря, умудрившегося проткнуть его случайным дорожным гвоздем аж до крови, – времени и впрямь прошло немало. Толстопузик очень спешил. Но чем больше он спешил, тем больше ему казалось, что им не успеть, особенно учитывая то, что до замка оставалось еще отнюдь не мало лиг.
Неожиданно над его головой раздалось мягкое шипение, и громадная тень вдруг закрыла солнце.
