— Рота, становись! — неуверенно продублировал он команду.
— Комарин, собрать всех до единого! Послать за теми, кто на улице. Бегом, марш!
У Павла внутри все оборвалось. Он понял, что кто-то из бойцов раскололся на допросе. Осталось выяснить кто. Впрочем, это было уже не важно.
— Пипец духам, — пробормотал стоявший рядом Ястреб. — Настучали, суки.
Павел даже не повернулся. Настучали, значит, настучали, так тому и быть. Лишь бы с этим хилым чертом Кузнецовым все было в порядке.
Комбат прошагал на середину. Из коридора канцелярии вышли все остальные — двое свободных от смены дневальных, в том числе Кузнечик, замполит и командир второго взвода. Павел всматривался в лицо Кузнечика и пытался угадать, что произошло. Увы, лицо парнишки оставалось непроницаемым. С минувшей ночи (впрочем, даже раньше, уже несколько дней, если точнее) лицо его вообще ничего не выражало. Он ушел в себя.
Наконец, вся рота была в сборе.
— Равняйсь! — скомандовал Стасик. — Смирно! Равнение на…
Он приложил руку к козырьку фуражки, развернулся на каблуках.
— Отставить!
В расположении повисла тишина. Комбат молчал. Старший лейтенант Березин, не намного опережавший в возрасте своих подчиненных, заложив руки за спину, покачивался на каблуках и всматривался в лица. Желваки ходили ходуном. Комбата боялись. Ни у кого не вызывало сомнений, что он сделает блестящую карьеру в армии — у парня были все задатки боевого генерала. Удивительно, что он торчал здесь, в отдаленном дальневосточном гарнизоне, но, судя по всему, отчаянно пытался отсюда вырваться.
Он заговорил.
— Коршунов, Петров, Бурчинский…
Павел замер в ожидании своей фамилии. Если комбат вызовет и его, дело плохо.
— … Рожков! Выйти из строя!
В абсолютной тишине четверо старослужащих выступили вперед, развернулись, замерли лицом к роте. Выглядели они как приговоренные к казни. Все, кроме Ястреба. Он улыбался, и это была улыбка хищника:
«Ваша взяла, гражданин начальник, отпишите мне два десятка ударов плетьми, а потом я сверну стукачу шею».
Старший лейтенант вышел в центр прохода и, по-прежнему держа руки за спиной, принялся чеканить шаги и слова:
— Есть в нашей доблестной мотострелковой роте, призванной охранять покой мирных граждан и сохранность военного имущества, небольшая горстка отщепенцев. Несмотря на все наши педагогические усилия, направленные на патриотическое воспитание подрастающего поколения, кто-то кое-где у нас порой честно служить не хочет…
Старший лейтенант был в своем репертуаре, сыпал лозунгами, но никто в здравом уме не рискнул бы ответить на этот сарказм. Очень многое скрывалось за гуляющими желваками, и гауптвахта — далеко не самое жестокое наказание. Попахивало марш-броском на десять километров в полном снаряжении. В прошлый раз, когда комбат наложил на роту подобное взыскание, Рожков едва дошел до финиша.
— Вглядитесь в эти лица, — продолжил Березин. — Перед вами настоящий цвет нации. Гиганты мысли, гордость России, ее форпост. Когда недремлющий враг в лице ястребов НАТО и израильской военщины сомкнет кольцо вокруг нашей беспартийной Родины, именно они, эти славные ребята, отличники боевой и политической подготовки, выйдут на защиту мирного сна своих матерей и отцов, братьев и сестер. Кто-нибудь из вас сомневается в этом?
Рота молчала. Никто не решался даже шмыгнуть носом, не говоря уж о том, чтобы ответить на четко поставленный вопрос. Но с комбатом такие штуки не проходили.
— Я спрашиваю вас!!! — рявкнул он во всю мощь своих офицерских легких. — Кто-нибудь сомневается в моих словах?!
— Не-ет, — прогудела рота.
— Отставить, доходяги! Ответить по уставу!
Бойцы, как один, взяли в грудь побольше воздуха и огласили казарму чеканным воплем:
— Нкак нет, тарщ-старш-нант!!!
Березин прищурился, в уголке рта залегла ухмылка.
— Меня радует ваша солидарность. Значит, мы с вами понимаем друг друга. — Комбат остановился так, чтобы видеть обе шеренги, расставил ноги циркулем. Павел подумал, что в эти минуты он был очень похож на гестаповца в бараке концлагеря.
— Так вот, бойцы. Я предлагаю брать пример с нашего передового отряда рейнджеров! Каждого из вас… — Старший лейтенант двинулся вдоль первой шеренги, которую составляли, в основном, новобранцы, отслужившие не больше двух месяцев. — … Каждого из вас они прикроют в бою своим телом! Пусть по ночам в казарме они делают из вас отбивные, унижают, возят лицом по писсуарам и ни в грош не ставят ваше человеческое достоинство, зато на передовой они обязательно бросятся вместо вас в пекло.
Березин резко развернулся на каблуках. Теперь он стоял напротив Ястреба и просто пожирал его глазами. Павел, стоявший по правую руку от Коршунова, не выдержал психологической атаки, опустил голову.
— Вот видите, младший сержант, вашему товарищу стыдно. А вам, судя по всему, глубоко насрать.
Ястреб покраснел, поджал губы, но, надо отдать ему должное, держался стойко. Кажется, он даже не моргал.
— Я не слышу ответа, младший сержант Коршунов.
— Вы не задали вопрос, товарищ старший лейтенант. Иначе я бы ответил.
По шеренгам бойцов прошел легкий ропот. Березин прищурился еще сильнее. Его просто перекосило. Даже Павел, высматривавший трещины в деревянном полу, отвлекся от своего занятия. Увиденное его не обрадовало.
Березин сделал шаг назад.
— Значит, вам задать вопрос, рядовой?
— Младший сержант…
— Нет, уже рядовой Коршунов. Задать вопрос?
Ястреб хмыкнул. Отступать было некуда.
— Давайте.
— Готовы ли вы возглавить роту на внеочередном воскресном марш-броске на десять километров?
По шеренгам побежал ропот.
— Рота, смирно! — скомандовал прапорщик Гаев, до сих пор молча наблюдавший со стороны.
— Готов, — ответил Ястреб.
— Прекрасно! Итак, рота, слушай вводную: войска НАТО высадились на овощной базе в пяти километрах от части с намерением лишить нас стратегических запасов свеклы и моркови! Боевая задача: дислоцироваться в районе нахождения противника, ликвидировать его и вернуться в часть. Дежурный по роте, командуйте!
Командир отправился в канцелярию. Прапорщик Гаев проводил его взглядом, в котором читалось одновременно и восхищение, и ненависть. Его можно было понять: вести роту в бой с израильской военщиной предстояло, в том числе, и ему самому. В воскресенье!
— Кузнечик настучал, — шепотом констатировал Ястреб. — Вернемся живыми — ему и… ец!
Павел оставил приговор без замечаний. Им действительно нужно вернуться живыми. Десять километров в полной боевой выкладке в выходной день — это не в карауле дрыхнуть.
