Чертовы сопляки-наркоманы!
— Это ты вломился в квартиру Захарьевой?
— Пашкиной тетки?
— Не отвечай вопросом на вопрос, не тяни резину. Ты искал диск?
— Если ты сам все знаешь, зачем спрашиваешь!
— Просто уточняю. Для полноты картины, так сказать.
— Так он с тобой?
— Диск со мной, но откуда ты знаешь, что это единственная копия и видео не гуляет в сети?
На мгновение он дрогнул. Безусловно, эти вопросы посещали его, и ответы не внушали оптимизма.
— Пашка не мог… Он держал до последнего… Я знаю…
Я закрыл глаза. Сделал глубокий вдох. Присел на горячий капот своей машины. Ко мне вернулась моя былая выдержка.
— Ответишь на несколько вопросов, и я отдам тебе запись. Идет?
Парень все еще держал обрез нацеленным в мою сторону, но руки уже готовы были опуститься.
— Рыжий! — крикнул его напарник. — Не затягивай! Давай уже быстрее, пока народ не появился.
Рыжий колебался. Мячик лежал на моей половине поля, поэтому я парнишку не торопил, с затаенной улыбкой наблюдал за его страданиями.
— Ладно, спрашивай.
Он опустил ствол, хотя и дал понять, что готов поднять его в любой момент, если что-то пойдет не так.
— Кто делал запись?
— Кто-то из наших стариков… не знаю, телефон халявный, на нем было много порнухи, поэтому аппарат ходил по рукам. Он и сейчас со мной, с тем самым номером…
— С каким «тем самым»?
— С которого я звонил. И номер, и телефон остались после дембеля у меня. Я так и не знаю, чей он, просто оплачиваю и иногда использую. Вообще, никто не знал, что нас…
Тут он смутился. Мышцы на лице дрогнули. Парень, очевидно, вспомнил, какую роль исполнял на этом шедевральном видео.
— Никто не знал, что вас снимают, верно? — помог я. — В противном случае, вы бы сразу это пресекли. Есть идеи, кто это сделал?
— Кроме Комарина некому. Тот еще сучонок, падла, стукач…
Рыжий сплюнул на землю. Я кивнул. Картина вырисовывается вполне гармоничная. Остались последние два стеклышка этой мрачной готической мозаики.
— А теперь самое важное. Что случилось с Павлом? И куда подевался Коршунов?
Тут мой Генерал Песчаного Карьера сник. До сего момента он твердо держал обрез обеими руками, а теперь просто опустил его одной рукой стволом вниз. Он обернулся себе за спину — туда, где за холмом вороны кружили над Преображенским кладбищем.
— Я знал, что этим все закончится, — пробормотал Рыжий. — Я его предупреждал, что лучше оставить все как есть, но он не послушал. Он вообще никогда никого не слушал, идиот…
— Стоп, стоп. Что ты несешь?
Напарник Рыжего, державший под прицелом Стадухина, занервничал:
— Эй, завязывай! Или я сваливаю!
— Да вали уже, кретин! — крикнул Рыжий. — Забирай свою пушку и вали!
Несколько секунд ковбой колебался. Желая помочь ему с принятием решения, Саша Стадухин поддал немножко газу: «тойота», рявкнув, дернулась на полметра вперед.
— А, черт бы тебя, чтобы я еще с тобой связался!!!! — прокричал помощник Рыжего. Плюнув на капот дорогой японской машины, он припустил сквозь заросли.
— Поехали, — сказал Рыжий внезапно осипшим голосом.
— Куда?
— К Ястребу.
Здесь я уже был, и за время, прошедшее с моего первого визита, здесь практически ничего не изменилось. Только ветер немного подкорректировал положение венков.
Мы стояли у ограды могилы Павла Рожкова. Рыжий мялся в сторонке, не решаясь даже смотреть в сторону памятника, на котором тускло улыбался Пашка, а я покачивал ногой открытую калитку. Саша Стадухин дежурил на углу участка в двадцати метрах от нас.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я, хотя ответ напрашивался сам собой.
— Ястреб — здесь. Два метра вниз… три звонка, прием по личным вопросам по средам с часу до двух…
Он старался не смотреть мне в глаза.
— Информация точная?
Он кивнул.
— Откуда?
— От Пашки.
«Час от часу не легче», — подумал я, хотя, признаться, не сильно удивился.
— Из того, что я сейчас услышал, могу сделать вывод, что сам Пашка как бы жив?
Рыжий снова молча кивнул.
— И что означает весь этот маскарад?
— Нет никакого маскарада. — Рыжий полез в задний карман джинсов. Что-то булькнуло. Я терпеливо наблюдал, как он делает глоток из маленькой серебристой фляжки. Он все расскажет, торопить не было особой надобности. Передо мной стоял всего лишь еще один молодой и бестолковый сукин сын. Вероятно, не совсем потерянный для общества, но едва ли способный занять в нем более-менее приличное место.
— Я не хочу сказать, что меня все это радует, — произнес Рыжий, глядя на фотографию своего бывшего сослуживца. — И я не считаю, что это было круто… это дерьмово, но мы были пьяные и злые. Нас прессовали в первые месяцы службы, мы потом прессовали в ответ. Око за око, зуб за зуб. А Ястреб умел завести. Короче, когда телефон с этой записью попал ко мне, я запаниковал. Я не знал, есть ли у кого-нибудь копия, но не спрашивать же напрямую. Так и промаялся до дембеля.
— Пашка участвовал в изнасиловании?
Рыжий только махнул рукой.
— Господь с вами, нет, конечно. Но мне и в голову не могло прийти, что копия окажется у него. Мне об этом уже Комарик рассказал, когда мы встречались в ресторане в прошлом году.
— Расскажи об этой встрече.
Он сделал еще один глоток из фляжки. Судя по бульканию, он прикладывался к ней далеко не в первый раз и напитка там осталось на треть.
— Нас нашел Ястреб. Я уже и забыл о нем… пытался забыть весь этот кошмар, а тут он звонит и говорит: есть тема, надо перетереть. Назначил встречу, я приехал, увидел там Комарика. Сели, выпили. Пока ждали Пашку, узнали, что все это касается той поганой истории в армии, когда мы всей казармой, получается, замочили этого бедного парня из Череповца. Ястреб сказал, что Паша хочет всех нас повязать. — Тут Рыжий ухмыльнулся. — Мне-то бояться нечего, как и Комарику. Точнее, нам с ним терять нечего, у нас самая обычная жизнь, ни жен, ни детей, ни миллионов в банке — долги и больная печень, что с нас взять. А вот Коршунов — тот поднялся. Понятия не имею, как он это сделал, но в армии, сучара, умудрялся в увольнительной даже дочку командира части после дискотеки домой провожать. А там такая дочка была, веришь ли, ноги от десен, я уж про грудь не говорю. Ястреба даже патрули после этого не трогали, уважали. Везде без мыла пролезет, красавчик, умел подход найти! На гражданке по дембелю нашел каких-то старых институтских друзей, что-то с ними порешал, вошел в какую-то долю, поднял деньги, берлогу эту ночную открыл. Все красиво.
