– Через двадцать минут мне нужно на операцию. В чем дело?
– Вы хорошо знали Киру Шемякину?
– Киру? Она наша анестезистка… А почему «знали»?
– Видите ли, Агния, вчера утром Шемякину обнаружили в квартире мертвой. Однако умерла она, похоже, еще в субботу.
Я почувствовала, что мне не хватает воздуха. Встревоженный Карпухин взял меня за локоть и заглянул в лицо.
– Вы в порядке?
– Д-д-да. То есть нет, я не в порядке! Господи, Кира умерла… Но как, почему?!
– Я надеялся, вы мне скажете.
– Я?
– Ну, вы же близко общались, часто вместе работали, так? Может, вам известно что-то, могущее подвигнуть ее на самоубийство?
– Так она что, с собой покончила?
– Вы удивлены, – отметил Карпухин.
– Разумеется, я удивлена! Кира не из тех, кто впадает в депрессию, она всегда старается найти выход из тяжелой ситуации – да это вообще не в ее характере!
– Соседи говорят то же самое, – кивнул он.
– Как… она умерла?
– Отравилась газом.
– Какой ужас! А ее сын?
– Ищем, чтобы сообщить о смерти матери, но пока безрезультатно.
– Он наркоман, вы в курсе?
– И вы – тоже?
– Все на отделении знают. – Я умолчала о том, что понятия не имела о данном факте, пока Жанна меня не просветила.
– У меня создалось впечатление, что ваша заведующая не была со мной откровенна. Как думаете, почему?
– Мне нужно идти, – сказала я, бросив взгляд на настенные часы. – Мы можем встретиться где-нибудь часов в пять?
– Говорите, куда подъехать!
А как хорошо начинался этот день! Я думала, что ничто не способно выбить меня из колеи, но сообщение Карпухина о самоубийстве Киры сделало свое дело: войдя в операционную, я вытянула перед собой руки и увидела, что пальцы непроизвольно подрагивают. Слава богу, я не хирург, но и анестезиологу тремор ничего хорошего не сулит, поэтому я закрыла глаза и глубоко втянула воздух через нос, задерживая дыхание.
– Агния Кирилловна, у вас все хорошо? – озадаченно спросила меня Арина Чиркова, моя сегодняшняя анестезистка.
– Да, все нормально, – соврала я, чувствуя, как постепенно все отходит на второй план. – Давайте-ка хорошенько все проверим!
* * *
В начале шестого я входила в пирожковую «Кошкин дом». Карпухин категорически не любит новомодные заведения, и не потому, что там дорого, ведь зарплата позволяет ему время от времени шикануть. Он придерживается мнения, что простая русская еда – именно то, что необходимо его организму. Не уверена, что поглощение пирожков способствует хорошему пищеварению, но подполковнику ожирение не грозит: он отличается мощным, коренастым телосложением, но жира в этом теле ровно столько, чтобы сбалансировать все остальные составляющие, а потому я не собиралась делать ему замечание, застав за поеданием гигантского рыбного расстегая.
– Ну, как прошло? – поинтересовался он, с трудом прожевав большой кусок. – Не напортачили?
– За кого вы меня принимаете? – буркнула я.
– Кто бы вас упрекнул? Такая новость кого угодно подкосила бы!
– Пациенты бы упрекнули: они не виноваты в том, что происходит. Скажите-ка, Артем Иванович, почему вы занимаетесь этим делом? Человек такого чина… Если это самоубийство, какое вы имеете к нему отношение?
Карпухин работает в убойном отделе. Несколько лет назад, еще в бытность свою майором, он стал куратором ОМР: «наверху» решили, что нам полезно будет иметь у себя такого человека. Однако никто его основной работы не отменял.
– Вы прямо как в воду глядите, Агния Кирилловна! – усмехнулся он. – Действительно, сначала дело поручили другому человеку, но уже через сутки оно перекочевало ко мне: появилось подозрение, что Шемякину могли подтолкнуть к самоубийству, а это уже совсем другой коленкор. Ну, а так как я давно вращаюсь во врачебной среде (уже заснуть не могу, не почитав медицинскую энциклопедию на предмет того, что у меня сегодня болит!), то мне и отдали вашу анестезистку. Кстати, как она была, а? В работе, я имею в виду.
– Выше всяких похвал, – печально ответила я. – Не представляю, как такое могло случиться: я же была у нее недавно!
– Насколько недавно? – насторожился Карпухин.
– Несколько дней назад.
– То есть незадолго до смерти? – уточнил он. – Агния, вы понимаете, какие последствия это может иметь?
– То есть?
– Вы приходите к отстраненной от работы Шемякиной, а через некоторое время она засовывает голову в духовку! Ваша заведующая рассказала, что Шемякина, возможно, что-то напутала с наркозом, в результате чего умерла молодая девушка. О чем вы с ней говорили?
– Так об этом же! – развела я руками. – Я пыталась понять, как такое могло произойти!
– Поняли?
– По всему видать, виновата либо Кира, либо анестезиолог Жанна Рыкова, но мне пока не удалось узнать, кто из них. Обе свою вину отрицают, и вопрос о том, как в стерильной чашке оказался не тот препарат, остается открытым. Что вам рассказала Охлопкова?
– Только то, что в данный момент в отношении Шемякиной ведется служебное расследование.
– А об иске?
– О каком иске?
– Том, что отец девушки собирается вчинить больнице?
– Нет, я же сказал, что она была недостаточно откровенна. Это можно понять: если выяснится, что Шемякину довели до самоубийства, неприятностей вашей заведующей не избежать! Вот вы, к примеру, по собственному почину отправились к ней или вас Охлопкова подослала?
– Артем Иванович, я думала, что вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы понять… – обиженно начала я, но подполковник тут же прервал мою речь:
– Простите, я не хотел вас оскорбить – работа такая. Значит, вы ходили к Шемякиной по своей инициативе. Она показалась вам расстроенной, подавленной?
– Да нет, ничего такого.
– У нее же пациентка на тот свет отправилась – что, никакого раскаяния?
– Я же сказала, Кира была уверена в том, что не могла ничего напутать! Перед моим приходом она надраивала квартиру. Скажите, какой человек, готовящийся себя убить, станет этим заниматься?
– Всяко бывает… А вы ничего такого ей не сказали – обвинительного?
– Артем Иванович!
– Ладно-ладно, проехали! А кто-то другой мог – после вас?
– Откуда мне знать? Но насчет Охлопковой я уверена на сто процентов: она никогда не стала бы этого делать. Елена Георгиевна не опустилась бы до голословных обвинений, не разобравшись во всем досконально. Я в общих чертах передала ей содержание своих бесед с Кирой и Жанной, и она обещала все обдумать… Не представляю, что могло произойти!
