Субботин ничего не ответил. Он задумчиво водил пальцем по краю пустого бокала, и дребезжащий звук, возникавший при этом, был единственным нарушителем повисшего в кабинете гробового молчания. Павел понимал, что узнал гораздо больше ожидаемого, но одного вопроса он еще не задал.
– Мне нужно знать, что вы делали седьмого мая, Евгений Трофимович, – сказал он, чувствуя, как краска заливает его щеки. Понимает ли Субботин, к чему он ведет?
– А почему эта дата так важна?
– Потому что в тот самый день напали на Антона Скоробогатова, едва не отправив его на тот свет.
– Я должен знать, о ком речь?
– Антон был парнем Нины.
– Вот как… Я не знал его. Он жив?
– Слава богу, да, но до сих пор в реанимации.
– Я так полагаю, это еще одно звено в череде «случайностей», связанных с жизнедеятельностью моего бывшего шурина?
– Возможно.
– Если вам нужно, я посмотрю, чем занимался в тот день.
Субботин снова нажал на кнопку селектора.
– Зинаида, что у нас было одиннадцатого мая?
– Сейчас посмотрим, Евгений Трофимович, – бойко ответила секретарша. – Так… с утра вы ездили в Торговую Палату, потом – обедали в ресторане с партнерами из «Маршала»… В четыре часа я подвезла вам билеты, вы сопроводили жену в торговый центр, а в семь часов Коля отвез вас обоих на концерт.
– «Машина времени», – кивнул Субботин. – Спасибо, Зинуль. Можешь быть свободна до завтра.
– Спасибо, шеф.
И тут Трофименко осенило.
– А как насчет восемнадцатого? – спросил он, устремив пристальный взгляд на Субботина. – Где вы находились восемнадцатого мая?
На лице собеседника появилось странное выражение – то ли улыбка, то ли…
– Хотите, чтобы я задержал Зину? – предложил он.
– В этом нет необходимости, – замирая от сознания собственной гениальности, ответил Трофименко. – Мне кажется, вы отлично понимаете, что означает эта дата: в тот день было совершено неудачное покушение на Валерия Митина.
– Неужели?
Вопрос должен был выражать удивление, но на деле Субботин удивленным не выглядел.
– Скажите, Евгений Трофимович, вы имеете к этому отношение? Вы ведь ненавидите Валерия, так? Вы пытались помешать ему вновь убить, но ничего не вышло. Что человек, обладающий вашими возможностями, делает в подобных случаях?
– И что же? – поднял бровь Субботин.
– Думаю, он берет дело в собственные руки! – выпалил лейтенант.
У него не было ни одного доказательства. Такой человек, как Субботин, не стал бы мараться сам, а нашел человека, который сделает грязную работу за него.
– Надеюсь, вы понимаете, что я не признаюсь в том, что кого-то нанял для убийства Митина? – спокойно спросил Субботин. – Вы никогда не найдете человека, который мог бы это подтвердить, поэтому любые ваши догадки – чистой воды домыслы и инсинуации в адрес уважаемого человека, то есть – меня!
Павел судорожно размышлял, что бы такого спросить, чтобы заставить собеседника выложить правду, как вдруг тот неожиданно сам продолжил:
– Но если предположить, что есть человек, желающий смерти Валерия так же сильно, как я, то он не стал бы связываться ни с кем, кого знает. – Павлу почудилось, что Субботин прочел его мысли, и от этого ему стало неуютно. – Он нашел бы кого-то независимого, совершенно незнакомого, кто понятия не имел, с кем имеет дело. Такой выбор частенько себя не оправдывает, так как найти профессионалов по объявлению или через Интернет практически невозможно: какой только швали там не пасется! Убить человека нелегко… Даже такого, как Валерий.
Едва выйдя из здания, где располагалась контора Субботина, Павел почувствовал, как вибрирует в кармане сотовый.
– Ну, Трофименко, чем порадуешь? – раздался в трубке нетерпеливый голос подполковника.
Он что, может видеть на расстоянии?
– Я все выяснил, – ответил Павел, едва сдерживая возбуждение. – Похоже, мы имеем дело с «черной вдовой»… вернее, с «черным вдовцом»!
* * *
Я с нетерпением ждала возвращения Андрея. Жанна куда-то подевалась, и я не могла дозвониться ей на мобильный. Вот еще проблема: мало мне своих, еще приходится каждую минуту тревожиться о глупой молодой девушке?! Промаявшись некоторое время в надежде на то, что Жанна объявится, я решила позвонить Кобзеву и спросить, не у него ли она.
– Жанна? – удивился психиатр. – Нет, ее у меня нет. На самом деле, Агния, я хотел с вами пообщаться на эту тему.
– А что такое?
– Жанна приходила ко мне всего однажды.
– Правда?
Девушка уже несколько раз заявлялась домой поздно и объясняла, что задержалась у Кобзева. Более того, она утверждала, что сеансы ей очень помогают!
– Понимаете, Агния… – психиатр замялся, словно не знал, как бы помягче выразиться. Это на него не похоже: обычно Кобзев режет правду-матку. – Дело в том, что у меня возникли некоторые сомнения в отношении Жанны… И, по-моему, она это заметила.
– Сомнения? Ничего не понимаю, Павел – вы о чем?
– Ваша приятельница ведет себя необычно.
– Необычно – для чего?
– Для человека, пытавшегося покончить с собой.
– То есть?
– Вы же понимаете, я не могу рассказать вам подробности – врачебная тайна и все такое… Однако как специалисту мне множество раз приходилось сталкиваться с посттравматическим синдромом у неудавшихся самоубийц. Как правило, человек, дошедший до «кондиции», находится в глубокой депрессии, считает себя неудачником и ничтожеством. Но, чтобы совершить самоубийство, надо приложить достаточно решимости и воли. Силу эту потенциальные самоубийцы черпают в отсутствии смысла жизни и чувстве безнадежности. Суициды делятся на три группы: истинные, скрытые и демонстративные. По признакам, описанным вами, я решил, что случай Жанны – последний, однако наша с ней единственная беседа выявила некоторые аспекты, которые опровергли мою первоначальную теорию. Она не испытывает чувства вины за то, что сотворила с собой, и, похоже, не склонна вновь повторить попытку.
– Но это же хорошо, разве нет?
– Истинный суицид никогда не бывает спонтанным. Ему предшествуют угнетенное настроение, депрессивное состояние или просто мысли об уходе из жизни. Насколько я в курсе ситуации, ничего подобного в состоянии Жанны вы не замечали?
– Она была напугана…
– Это не повод. Жанна легко согласилась переехать к вам – это ли не доказательство того, что она высоко ценит собственную жизнь? Кроме того, после попытки самоубийства обычно имеет место одно из следующих состояний: либо неудавшийся самоубийца недоволен, что ему помешали, и намерен довести дело до конца, либо он мучается чувством вины перед теми, кого побеспокоил своими действиями. Ни того, ни другого я у Жанны не заметил.
