Совести у Геры, видимо, не было, потому что он не перезвонил ей в этот вечер в ответ на оставленное сообщение. И на следующий день не перезвонил тоже. Ну а тридцать первого декабря его звонок ей уже и не понадобился, потому что у нее отобрали телефон, шнурки от зимних ботиночек и ремень с джинсов. У Оли отобрали все, запихивая ее в тесную, душную камеру, где кроме нее было еще пять человек.
– О, девочки! Вот и Снегурочка! – заржала сразу в полное горло толстая бабища, сидевшая враскоряку на нижней койке.
– Смотри, какая красавица! Сам бог нам ее послал под бой курантов! Будешь сегодня нам песни петь. А ты, Лизок, – она ткнула локтем в тощую спину безликой тетки в сизой растянутой кофте, – будешь курантами!
Толстуха обвела взглядом тесную камеру, указала пальцем-сарделькой в спящую бабу наверху.
– А Кривуля будет Дедом Морозом! И тоже станет песни петь! У нас сегодня, девки, все будет по-настоящему! И даже шампанское… Об этом я позабочусь!
Толстую бабищу, взятую с поличным на краже, звали Сашей. Ни отчества, ни клички, Саша, и все. И она была не злой, на Олин взгляд, хоть и воровала всю свою жизнь.
– Не верь мне, аферистка я, – призналась она за два часа до наступления Нового года. – Но иногда это даже лучше, чем тихая, воспитанная тварь. Это кто-то из мудрых сказал, кажется, баба. И я, девонька, много чего могу. А за твое душевное пение… – Оле все же пришлось спеть для нее три песни. Больше она просто не знала, – я могу даже сделать тебе подарок. Ну! Чего хочешь?!
– Позвонить, – выдохнула Оля.
И тут же про себя взмолилась, чтобы в канун волшебного праздника свершилось ну хоть одно маленькое чудо. Чтобы Герка оказался на связи, чтобы не был пьяный, чтобы не спал. Или чтобы не был в шумной компании, где не услыхал бы телефона. И чтобы просто взял трубку, увидав незнакомый ему номер.
Ну же, господи, помогай!
– Да! – заорал он как ненормальный после первого же звонка. – Кто это?
– Гера, это я. Мне надо быстро говорить! – предупредила его Оля, покивав согласно, когда Саша ткнула толстым пальцем в свое левое запястье, намекая на экономию времени.
– Олька? Черт возьми, ты откуда звонишь?! Где твой телефон?! Почему отключен? Я домой к тебе приехал с шампанским. Заперто! Света нет. Тачка на месте. Что случилось?! Где ты?! – не дав ей вымолвить ни слова, продолжал орать ее самый лучший друг.
– Я в тюрьме, Гера. Слушай и не перебивай! – Выпитое шампанское, прежде ударившее в голову отчаянной надеждой на скорое освобождение, вдруг погнало слезу. – Меня арестовали сегодня утром. Взяли прямо из дома.
– Из-за этого чмыря, что ли?! Из-за Витьки? Я его удавлю, паскуду! – все же перебил он. – Он уже на работу вышел, я узнавал. Чего он тогда к тебе прицепился? Следак тот же? Носов?!
– Носов. И на этот раз он прижал меня крепко, Гера. – Оля заревела. – И Витька тут совсем ни при чем. Меня обвиняют… Меня обвиняют…
– Ну! Не мычи, говори! – орал Геральд с таким отчаянием, что ей даже его жалко стало. Сначала себя, а потом его.
– Меня обвиняют в убийстве его любовницы.
– Что-о-о-о? Какого хрена, Оль?
Его дикий ор услыхала даже вечно спящая баба, Кривуля. Она завозила толстым задом, свесила с верхней койки растрепанную голову и недовольно крякнула.
– Меня подозревают в убийстве Витькиной любовницы. Он обнаружил ее мертвой вчера. Убита молотком для отбивания мяса, ударом в висок. Молоток с моей кухни, Гера. И на нем мои отпечатки, – и, тут же вспомнив о самом главном, договорила: – Алиби у меня нет. И перед тем, как ей погибнуть, мы с ней… Короче, мы с ней повздорили у нас в офисе. И я поставила ей синяк. Но я ее не убивала, Гера!
– Я понял, – буркнул он едва слышно, и тут же Саша отобрала у нее телефон.
Она отключила его и уложила в чехол, спрятала за батареей и, перед тем, как распластать свое крупное тело на койке, изрекла с глубокомыслием бывалой:
– Твое дело, Снегурочка, полная жесть. Уж поверь мне, должно совершиться чудо, чтобы тебя выпустили. Но чудес не бывает, уж поверь мне, Снегурочка. А Носова – импотента этого убогого – немного знаю. Та еще сволочь, жизнью ущемленная. Уж поверь мне! Шансов у тебя нет!..
Глава 8
Этим утром – утром первого января – ему следовало ехать к сестре с подарками. Традиции этой было уже лет десять, а то и больше, и изменить ей – значило подписать себе приговор. Сестрица стала бы звонить ему каждые два-три дня, ныть и негодовать на предмет того, каким он стал бездушным, черствым и чужим. Что совсем не помнит родителей, совсем не помнит, что она и ее дети – это все его родственники. Что в трудную минуту ему воды некому будет подать, а они всегда готовы залить его этой водой по самую макушку. Под конец она снова заведет разговор о квартире, часть которой тихонько отжала у Геры. Станет пенять ему, что он не простил ее. Ну и так далее.
Нет, лучше уж он съездит к ним с самого утра, оставит подарки и быстро смоется, пока они станут медленно просыпаться. Все равно он Оле пока не может ничем помочь. Первое утро Нового года! Где и у кого он сможет взять разрешение на ее посещение? Кто допустит его до дела? Кто ответит на его вопросы? У всех праздник. У всех, кроме него и Ольги.
Гера стиснул зубы, чтобы не зарычать от тоски и бешенства. Как он мог оставить ее без внимания?! Как мог не позвонить ей в тот день, когда она пробивалась к нему с сообщениями?! Вымотался? Устал? Все плыло перед глазами, потому что сутки почти не спал? Не имел права, когда дело касалось ее! Не имел права оставлять ее один на один с бедой!
Гера взял в руки три подарочных пакета. Один – с кухонным комбайном – был для сестрицы Алины. Второй – для Васьки, там был мобильный телефон. Третий – для Ваньки, там тоже был мобильный телефон. Телефоны были одинаковыми, как, впрочем, и его племянники-близнецы. Причем унаследовали они от своего папаши, бросившего Алину сразу после того, как она забеременела, не только природное сходство, но и природное скотство.
Парни постоянно попадали в неприятные истории, кое-как что-то закончили, получив какое-то высшее образование, нигде не работали. Но при этом обладали таким самомнением, что Гера просто диву давался. Сестрицу ему откровенно было жаль. Она все время работала, где-то подрабатывала репетиторством, что-то из чего-то для себя перешивала, вечно распускала и перевязывала. Да, обладала очень неприятным характером, но работягой была еще той. Гера решил, что к кухонному комбайну непременно добавит что-то еще, что-то для нее лично. Он тронул пальцами красивую, нарядную упаковку на полке. Там хранился амулет для Ольки. Когда он теперь его ей подарит?!
На улице было пасмурно и холодно. Гера трусцой добежал до своей машины. Побросал пакеты на заднее сиденье и, пока машина прогревалась, успел позвонить в отдел, где работал Носов. Слава богу, дежурил его знакомый опер, правда, после новогодней ночи говорил он чуть сумбурно, но все же главное Гера уловил: у Оли серьезные проблемы.
