Люська, как всегда, наорала на него, обозвала бесчувственным чурбаном, приказала терпеть Олькины выходки, так как ей тяжелее всех. И под конец спросила:
– Так и не нашли?
– Как сквозь землю провалился, паскуда, – пожаловался Гера. – Грех так говорить, но надеюсь, что он не выдержит и снова засветится.
– Каким, интересно, образом? – насторожилась сразу Люська. – Снова убьет кого-нибудь? Ты дурак, да?! Ты бы на это не надеялся. Убивают каждый день!
– Почерк у преступника почти всегда остается прежним, – возразил Гера.
Ему надо было надеяться хоть на что-то.
Нет, поначалу он очень надеялся на банковскую карту, которую якобы оставил в доме бывшей подруги один из прежних подозреваемых. Он очень надеялся, что убийца, Фролов, захватил эту карту с пин-кодом с собой. Он держал постоянную связь с банком. И каждый раз, когда приходили сообщения, он нервно дергался. А вдруг?! Вдруг это сообщение как раз на эту тему?! Вдруг Фролов решил обналичить денежные средства?
Но сообщений такого характера не поступало. Деньги лежали на счете нетронутыми.
– Слышишь, Гера, а может, карта не у него? – предположил однажды его помощник Игорь.
– А где же она? – разозлился он тут же, он всегда теперь злился, когда его лишали надежды на поимку Фролова. – Всю квартиру просеяли, включая мусорное ведро, ничего. Куда она могла подеваться?
– Этот хмырь мог ее и не оставлять, раз.
– Оставил! – стоял на своем Гера. – Парень не врал. Смысл?
– Мог оставить, – согласно кивал Игорь. – А его бывшая подруга могла ее следом за ним в форточку выкинуть. Ничего, мол, мне от тебя не нужно! Проваливай!
Вот это могло быть, тут Гера не стал спорить. Но в таком случае карточку никто не нашел, раз деньги так и лежат на этом счете. И он даже, грешным делом, когда снег начал стаивать, походил под окнами последней жертвы. А вдруг?!
Никакого вдруг не случилось, конечно. Банковской карты под окнами не нашлось. И он ждал. Терпеливо ждал…
Оля надела тонкие светлые джинсы, которые носила еще в юности. Долгое время они на ней не сходились… Клетчатую рубашку поверх однотонной синей футболки, летние туфли на низком каблуке. Взяла в руки бейсболку, повертела ее в руках, вздохнула и вдруг, глянув на Геру с мученической улыбкой, прошептала:
– Как я не хочу никуда ехать, Гера.
– Почему? – удивился он, хотя и самого эта предвыездная суета уже достала.
Алинины корзинки и пледы они грузили полчаса.
– Просто не хочу, – она опустилась на краешек кресла в гостиной, зажала ладони коленками, плечи поникли. – Я бы с радостью осталась дома, Гера.
– Мы и так никуда не ходим, не ездим, – начал он вполне спокойно, но закончил неожиданно с раздражением: – Скоро разговаривать не будем друг с другом. Что происходит, Оля?
Ее спина согнулась. Подбородок уперся в верхнюю пуговицу клетчатой рубашки. Оля заплакала.
– Что опять?! – от жалости у него заныло сердце, но он решил не подходить. – Может… Может, ты не любишь меня?!
Она отрицательно качнула головой. Значило ли это не люблю или – нет, люблю, конечно, оставалось только догадываться. Гера уточнять не стал. Накатила злоба, глухая и черная. Ему хотелось схватить ее, встряхнуть как следует, чтобы она раскричалась, забилась в его руках, чтобы орала как ненормальная, захлебываясь слезами, но только чтобы не молчала, черт побери! Сколько же можно?!
– Оля, может, мне уйти?
Она вздрогнула, вскинула на него испуганные мокрые глаза и снова отрицательно качнула головой.
Слава богу! Гера опустился перед ней на коленки, обнял за талию, подтянул к себе. Она не сопротивлялась, но и не сделала попытки обнять его.
– Что с тобой происходит, Оля?! Мне же тяжело! – прошептал он.
– Мне тоже, Гера, – шепнула она в ответ. И ее пальцы неуверенно прошлись по его волосам.
– Чего ты хочешь?! Ну чего?! – произнес он с надрывом.
– Я точно знаю, чего не хочу.
Она убрала свои руки, повернула голову, глядя куда-то в сторону. Хотя там ничего интересного не было. Те же шкафы, тот же диван, дверь в спальню.
– Чего не хочешь?
– Чтобы ты уходил от меня, – ее голос вибрировал.
– А хочешь чего?
– Чтобы… Чтобы эта тварь сдохла! – и ему на щеку закапали ее слезы.
На то чтобы выйти наконец из квартиры и поехать за Алиной и племянниками, ушло много времени. Ольге пришлось успокаиваться, а делать это она любила, запершись в ванной. Там бесконечно долго лилась вода, гремели флаконы, и потом она вышла с красным сердитым лицом и опухшим носом.
Ревела!
Из города они выехали уже после обеда. Оля сидела впереди рядом с Геральдом. Сзади Алина, Иван, Васька. Разговор не клеился, и через двадцать минут пути пассажиры на заднем сиденье принялись клевать носом.
– Ты хоть знаешь, куда ехать? – спросила Оля едва слышно.
– Да, – он кивнул и через полкилометра свернул с трассы на ухабистую дорогу.
– Классно! – скептически поджала она губы, когда ее на очередной кочке тряхнуло. – Отдохнем на славу!
Но потом, примерно через километр, колеса зашуршали по гравию, и вскоре за еловым частоколом открылся потрясающий пейзаж. Прекрасное озеро в кольце смешанного леса с высокими берегами, с пробивающейся майской травой.
Гера помнил это место еще ребенком, когда вместо озера здесь был глубокий котлован, заброшенный строителями из-за близко расположенных грунтовых вод. И леса не было. Торчала мелкая чахлая поросль из елок, берез и тополей. Сюда их однажды привозил отец. Обещал, что со временем это место будет великолепным. Вот дети подрастут.
Дети подросли, отец ушел, мама умерла от горя и одиночества.
А место, как и предсказывал отец, преобразилось до неузнаваемости. И Ольга даже сумела отвлечься и сыграть с Васькой в волейбол один на один. Иван в играх участия не принимал, хотя доктора и разрешили ему не слишком подвижные забавы. Он сидел на старом пледе рядом с матерью, слушал их с Герой воспоминания, и томно улыбался весеннему солнцу.
– Хорошо… – сказал он часом позже, ни к кому конкретно не обращаясь.
Они как раз ели жаренное на углях мясо, запивали его соком и минералкой и почти не разговаривали друг с другом. Оживление спало, снова возникла напряженность. Ольга все время отворачивалась, когда Гера смотрел на нее в упор. Алина все больше смотрела по сторонам, и губы ее подрагивали. Видимо, затосковала от воспоминаний. Может, представляла, как бы было все, если бы папа не ушел, если бы мама так рано не умерла. Почему-то Геральду казалось, что она именно об этом думает. Васька без конца названивал своей подружке и шептал что-то глупое.
