– Я, – коротко обронила Оля и сжала Гере руку под скатертью. – Я узнала бы эту сволочь все равно.
– Да, но шанса встретиться с ним у тебя не было, – качнул головой Иван. – Один из тысячи.
– Один из тысячи, – эхом отозвалась Оля, но тут же упрямо сдвинула брови. – И все же он был, этот шанс. Таким не место на земле! Чудовище!
– Чудовище! – поддакнула Алина.
И тут же погнала прочь мысль о том, что Оля была за этим чудовищем замужем, между прочим. И это чудовище едва не лишило ее сына. Как хорошо, что все в прошлом, как хорошо. А то, что Иван вдруг начал грезить работой в полиции, это просто мечты. Он еще передумает, точно передумает! Васенька вон в журналистику подался. И вроде получается.
– Гера, а как насчет интервью, а? – Вася молитвенно сложил ладони, глянул с мольбой на дядю. – Ты обещал!
– Чуть позже, племянник. Чуть позже. – Гера нахмурился.
Он все еще считал, что в истории с Иваном какая-то степень вины Василия все же есть. Пока сидел и подсчитывал возможный гонорар, не зная, кому продать подороже сенсацию, брат едва не погиб.
– Но теперь он точно не открутится? – Алина поежилась. – Эти адвокаты порой творят чудеса и…
– Нет, сестренка, пожизненное ему грозит. Он во всем сознался, и у нас еще есть свидетели, знающие его как мастера по ремонту холодильников. Есть и косвенные улики – брошь убитой им девушки. И фужеры… Я так обрадовался, когда узнал от подруги его любовницы, что фужер у Валентины пропал. И что она потом подкупила фужер в посудной лавке по соседству. Продавцы подтвердили. Он утащил фужер у Валентины и принес на место последнего убийства уже разбитым. Рассыпал осколки.
– Бутафория?
– Да! Там весь разгром был бутафорией. Он усиленно создавал видимость разгрома. Хотя шума никто не слышал. Жертв он добивал, когда те уже были в бессознательном состоянии и не могли кричать. Потом осторожно раскладывал мебель, будто ее роняли…
– Урод! – сквозь стиснутые зубы процедила Оля.
– Урод! – поддакнул Гера. – Причем рассказывает обо всем, ничуть не смущаясь. Даже с радостью какой-то. Будто хвалится! И как заплатил, чтобы голову ему проломили, это он тогда хотел тебя в первый раз привлечь к ответственности. И как потом подстроил в твоем офисе сцену ссоры с Валентиной.
– И как убил ее потом, да? – встряла Алина.
– А вот тут все и спотыкается! – возмутился Гера. – Не хочет ни в какую брать на себя ответственность за убийство своей любовницы. Подозреваемая просто обезумела, когда об этом узнала. Даже делала попытку покончить собой.
– И что теперь, Гера?!
Оля смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых отчетливо читалось: Верочка, конечно, дрянь, и не факт, что не убила бы Валентину, впусти та ее в дом, но она ведь не убивала, не убивала, нет! Что же делать?!
– Как ни странно, Носов отчаянно землю носом роет в ее защиту. Ходит по окрестным домам, опрашивает, опрашивает, записи с камер ближайших магазинов уже по три раза все просмотрел.
– Надо же, – Оля недоверчиво качнула головой. – С чего это вдруг в нем совесть проснулась? Такой был, когда меня допрашивал, бр-р!
– А к нему жена вернулась, – хохотнул Геральд, переплел под столом пальцы с Олиными, сжал слегка. – Он ей все простил, принял, но сначала, не поверишь, – поколотил!
– И что она?
– Присмирела! Поговаривают, даже с работы его начала встречать. И по магазинам с ним ходит за покупками. И звонит каждый час, отчитывается. Раньше ему надо было ее приструнить!
– Без кулаков, как без пряников, – фыркнул Вася, отправляя тринадцатое сообщение своей девушке, которая нетерпеливо зазывала его в гости. – Женщина любит, когда ее держат в ежовых рукавицах.
И написал очередное: «Жди…»
– Дурак ты, Васька, – хмыкнула Оля, прижимаясь к Гериному плечу, и погладила его по щеке. – Женщина любит, когда ее любят. Все остальное, поверь, не имеет значения…
