– Кто, по-вашему, поджег Катин платок? – сердито спросил Туровский.
– Я постараюсь выяснить.
– Будь любезен, выясни поскорее. Это наверняка проделки Сергея. Он свихнулся на своих дурацких опытах. Поселил в доме какого-то полоумного и попал под его влияние. Поведение зятя вызывает у меня серьезные опасения.
Лаврову на ум пришел разговор Прозорина и Федора-Франческо, который он подслушал. Но говорить об этом отцу Кати было преждевременно.
– Теперь ты убедился, что у меня есть основания для беспокойства? Я вовсе не преувеличиваю. Поживи в «Дубраве», понаблюдай и сделай собственный непредвзятый вывод.
– Я собираю информацию.
– Что ж, похвально, – не разжимая губ, улыбнулся Туровский. – Ты не торопишься. Спешка – признак незрелого ума. Я рад, что поручил свою дочь тебе.
– Я не беру на себя никаких обязательств, кроме флирта. Как далеко он зайдет, будет зависеть от Кати.
– Ты мне все больше нравишься, Роман.
– Я еще не заслужил вашей похвалы. Боюсь, я вас разочарую.
Туровский рассмеялся, но его глаза оставались холодными. Вероятно, он никогда не расслабляется, ни на миг.
– Могу я узнать, что вы имеете против зятя?
– Ничего существенного, – с сожалением признался бизнесмен. – Я обожаю свою дочь и потому априори не в силах быть беспристрастным. Катя наивна, жизнь до сих пор не научила ее критическому взгляду на вещи. Она склонна все оправдывать, всему искать благие объяснения. Это в первую очередь касается ее мужа.
– Вы хотите, чтобы я помог ей избавиться от розовых очков? Тогда дайте мне зацепку. Любую мелочь, незначительный факт… что угодно. Одна лишь неприязнь к Прозорину не заставили бы вас обратиться ко мне со столь щепетильной просьбой, как…
Борис Евгеньевич прервал его нетерпеливым жестом руки.
– Я понял. Хорошо… я не очень любящий тесть. Сергей потерял мое уважение, когда… Я вынужден выносить сор из избы?
– Это останется между нами, – заверил его Лавров.
– Откуда мне знать?!
– Если вы доверили мне свою дочь, то…
– Ты прав, – перебил Туровский. – Я буду последовательным. Черт! Когда дети поженились, они наслаждались своим счастьем, и я был спокоен. Шли годы, Сергей не проявлял рвения к бизнесу. Молодой, здоровый мужчина ничем, по сути, не занимался. Хобби и развлечения не в счет. В семье, как бы муж и жена ни любили друг друга, между ними постепенно возникает привычка. Каждый день, каждую ночь – одно и то же. Чувства теряют былую остроту, страсть угасает. Ты меня понимаешь?
– Не совсем.
– Неужели тебя ни разу не увлекла молодая прелестная женщина, не похожая на твою жену?
– Я холост, – напомнил Лавров.
– Не важно. У тебя наверняка есть любовница. Неужели ты никогда не изменял ей?
Роман на секунду отвел глаза, но этого оказалось достаточно. Туровский торжествующе воскликнул:
– Ты не исключение! Значит, тебе знакомо это желание новизны, это сексуальное любопытство. Мужчины по своей природе полигамны. Они не могут сохранять верность единственной партнерше. Не обязательно при этом разводиться с женой или разрывать долгую любовную связь. Это интрижка на стороне.
Туровский, очевидно, сам изменял жене, однако, не может допустить подобного в отношении своей дочери. Изменяя Кате, зять наносил оскорбление не только ей, но и тестю, респектабельному и влиятельному человеку, который облагодетельствовал его, приняв в свою семью.
– Вы хотите сказать, что у Прозорина есть любовница?
– Я должен был бы понять его, не правда ли? – с горечью вымолвил Борис Евгеньевич. – Я снисходителен к собственным слабостям, но он причинял боль Кате, и я не могу простить ему этого.
– Причинял? Значит, это в прошлом?
– Думаю, да.
– Катя знала?
– Полагаю, она что-то чувствовала. Женщины гораздо тоньше нас, мужчин. Но сам Прозорин, естественно, не объявлял ей о своих шашнях.
– Как вы заметили, что он изменяет жене? – допытывался Лавров.
– Меня время от времени посещали такие мысли. У молодых не было детей, из-за Кати. Она сделала аборт, который дал тяжелые осложнения.
– Уже будучи замужем?
– Прошел год после свадьбы. Катя еще не созрела для материнства. Им с Сергеем хотелось пожить для себя. Она сама была ребенком. Дочь никому ничего не сказала. Я узнал обо всем, когда Катю забрала «скорая», ее пришлось положить в клинику. Врачи развели руками. Теперь у меня никогда не будет внука. Катя – это все, что у меня есть!
Туровский не сдержал крик души и тут же устыдился своей несдержанности.
– Впрочем, это поправимо. Если когда-нибудь Катя захочет ребенка, она сможет обратиться к услугам суррогатной матери.
– И все-таки, у Прозорина в самом деле была любовница? У вас есть доказательства?
– Какие доказательства? Я не собирался ни в чем его уличать.
– Это только ваши подозрения?
– Я не опустился бы до слежки за собственным зятем.
– Но что-то же должно было породить у вас недоверие?
Туровский помолчал, потом пошевелил забинтованной ногой и скривился.
– Один мой давний приятель спонсирует фехтовальный клуб «Рапира», – неохотно вымолвил он. – По иронии судьбы, именно этот клуб выбрал для тренировок Сергей. Там он познакомился с барышней, которая… в общем, ты понимаешь.
«Фехтование! – вспомнил Лавров. – Прозорин увлекается холодным оружием».
– Вы выяснили, кто его пассия?
– Приятель сделал это без моей просьбы. Он видел, как они любезничали, а после тренировки барышня садилась в машину Сергея. Ее звали Снежана Орлова. Я подъехал в клуб, и тренер показал мне ее фотографию. Красивая девушка.
– Вы поговорили с ней?
– О чем? – рассердился Туровский. – Стращать барышень не в моих правилах. Я не воюю с женщинами. Сергея я тоже решил не трогать. Я выжидал. И периодически наводил справки об Орловой. Вскоре она перестала посещать клуб, и Сергей сразу потерял интерес к фехтованию. Я понял, что если между ними и завязался роман, то быстро закончился. К счастью, мне не пришлось вмешиваться.
Отец Кати явно тяготился вынужденными объяснениями.
– Ты заставляешь меня сплетничать, – криво улыбнулся он.
– Я должен обладать всей информацией.
– Только поэтому я отвечаю на твои вопросы…
* * *
Черный Лог
Глории снова приснилась башня. На сей раз не та, с которой падал король. Это была круглая башня в Руане с узкими щелями-бойницами и темным конусом крыши. Сюда заточили Жанну д’Арк, добиваясь от нее признания вины. Трибунал пугал ее пытками, английские стражники глумились над ней, епископ требовал подписать отречение от своих «заблуждений».
