Оксана представляла себе Америку совсем другой. Небоскребы, неоновое зарево, умопомрачительные магазины, стада шикарных автомобилей, толпы красивых людей в красивой одежде, круглосуточное бурление жизни, вечный праздник. Таким по телевизору показывали Нью-Йорк. Но они приехали в Моксвилл – унылый провинциальный городок, расположенный в шестидесяти милях от другого провинциального городка, который назывался Лэнгли и в котором находилось учреждение, где Билл работал. Правда, с работой у него не заладилось, начались какие-то неприятности, и они переехали во Флориду, к океану – «сменили среду обитания», как говорил Билл.
Он открыл в Дайтона-Бич оружейный магазин и купил дом в пригороде у тех самых цыган-латиносов с немытыми ногами. За четыре месяца Оксана так и не смогла привыкнуть к новому месту. Конечно, вид очень красивый и недалеко от города – минут двадцать на машине, и море очень чистое, теплое, можно сидеть в нем часами, воздух изумительный, пляж из белоснежного песка, без бумажек, бутылок, яичной скорлупы и прочего свинства. Весь мусор вывозят на машинах, американцы вообще очень бережно относятся к своей природе. Короче, здесь хорошо отдыхать две недели в году, но не жить. Это такое же захолустье, как Моксвилл. Основная застройка – так называемые таунхаусы: двухэтажные дома, соединенные боками. Деревня. Владелец соседнего участка Джон, владелец большой торговой компании, в свободное от работы время ходит в драных шортах и смешной маечке, купленной на сезонной распродаже за два доллара. Хотя ездит в «Порше». После семи вечера улицы пригорода не то что пустеют – вымирают.
Все женщины старше тридцати занимаются продажей недвижимости, по крайней мере на словах, – они только об этом и говорят: дены, даннинг румы, вокинг-клозеты, фэмили румы, преконстракшены и основное: уан бедрум, ту бедрум, ери бедрум… Оксана, чтобы влиться в местное общество, честно отходила на месячные курсы, честно сдала экзамены, после чего Билл купил для нее лицензию. Она так ничего и не продала до сих пор.
Да, Америка оказалась совершенно не похожей на Америку. Она, честно говоря, разочаровалась, хотя тщательно это скрывает. Вместо праздника – скука, крокодилы, латины, да и климат очень тяжелый… Плюс землетрясения, ураганы, тайфуны и смерчи. Землетрясений они, к счастью, пока не видели, а ураган – вот он!
В небе на юго-западе висит туча, похожая на огромный сливовый торт, перевернутый вверх тормашками. Вот обмазанные лиловатым кремом края, доходящие до самой земли, закрученные жуткой спиралью, а рядом – ослепительной голубизны небо. Билл говорит, это холодный фронт.
Местные жители воспринимают такие катаклизмы спокойно, они давно к ним привыкли. Без паники скупили в магазинах продукты, свечи, спички, соль, чай – точно как русские перед лицом надвигающейся беды. Только запастись спиртным для храбрости здесь не удастся – муниципалитет запретил продажу, чтобы не усугублять ситуацию.
Соседи с прилегающих участков съехали еще вчера, некоторые остались, только позабивали окна деревянными щитами, в надежде, что ураган пройдет мимо. К ним тоже приходили военные из национальной гвардии: эвакуация – через день-другой от персиковой рощи останутся лишь несколько покореженных стволов, торчащих из мутной воды. Билл послал их подальше, он не боится урагана. Гвардейцы повертели пальцем у виска и ушли. Оксане хотелось повторить их жест, но она не посмела.
– Видела? Ты видела? – крикнул Билл, высунувшись по пояс из окна.
Он показывает на сливовый торт в небе.
– Йе-с, – раздельно ответила ему Оксана.
Билл что-то задумал. Через минуту появился в роще, схватил ее за руку и потащил на причал, к катеру.
– Пошли смотреть, как рыбы уходят.
– Куда они уходят? – спросила Оксана.
– На глубину. Пошли, пошли.
– Там же ураган! Ты что, с ума сошел?
– До урагана далеко, не бойся!
Вода мертвая, как стекло. Билл, гремя сандалиями, вскочил на мостик и завел двигатель. Сквозь шум дизеля слышно, как он восторженно матерится по-русски. Оксана спустилась в каюту и накинула штормовку. Посмотрела мимоходом в зеркало: лицо умытое, без макияжа. Непривычно, но здесь так принято. Зачем Билл придумал эту прогулку? С ураганом шутки плохи. Но муж знает, что делает. Он сильный, смелый, и с ним не страшно.
Поднявшись на палубу, она увидела, что бока сливового торта кто-то пытался подровнять – там появились горизонтальные полосы, будто следы от пальцев. Спираль закручивается все туже. А под брюхом у тучи высовываются осторожные щупальца – смерчи. И катер полным ходом летит им навстречу.
– До них сто миль, не меньше! – орет Билл. – Не бойся!
Правая рука на штурвале, левой он прижимает Оксану к себе, выдавливая из нее остатки малодушия и тревоги, потом крепкая ладонь привычно скользит по телу, от груди к бедрам, со значением оглаживает мягкие ягодицы… Неужели у него на уме это?
Вода у самой кромки горизонта окрашена ослепительно белым. Белое растянулось на несколько километров, как огромный морской змей. Оно извивается, меняет форму. Живое. Страшное…
– Поворачивай домой! – просит Оксана.
– Never, – с улыбкой отвечает муж.
– Поворачивай, Билл! Нас унесет в небо или утопит…
– Плавки забыл, – говорит он. – Хочешь, искупаемся голышом?
Лучшее, что есть в Америке, – это Билл Джефферсон, ее муж. Лучше небоскребов, казино и статуи Свободы. Первый парень в Соединенных Штатах. Но сейчас он перебарщивает…
– Я боюсь, Билл! Давай вернемся…
Оксана хотела убежать с мостика, но его левая рука обхватила тонкую талию, словно стальной обруч.
– Выпей, и страх уйдет…
Он кивнул, показывая вниз: из кармана шорт торчит горлышко фляги. Оксана достала флягу, отвернула крышку и сделала несколько глотков. Это ирландское виски, оно будоражит кровь, прогоняет страх и вселяет неистовый боевой дух своих создателей. Их белая моторная яхта несется по мертвой глади океана, и с высоты она, наверное, похожа на крохотную мушку, ползущую по огромному зеркалу. Впереди усиливается грохот и шум стихии. Вода прозрачная, ее будто и нет вовсе, только зеленоватый свет за бортом. И в толще воды проносятся стремительные тени.
– Рыба, – сказал Билл. – Уходит на глубину. Спасается.
Тени летят на северо-восток, прочь от урагана. Сливовый торт в противоположной стороне неба уже почти коснулся океана, окутался дымкой – это смерчи гуляют, поднимают воду, превращают ее в пыль.
До Оксаны вдруг дошло, что Билл обманул ее, – до них не более десятка километров, и они приближаются. Если закрыть глаза на несколько мгновений, а потом открыть, картина меняется: смерчи вырастают, вырастают и темнеют, к ним добавляются новые. На этот раз она не пыталась убежать и ничего не говорила, а только еще раз приложилась к фляжке.
– Дай мне, – просит Билл и допивает то, что осталось. Его рука поднимает короткое платьице, ныряет под узкие трусики и настойчиво гладит ягодицы и то, что находится между ними.
