Десятник Никита Ерофеев снимал угол неподалеку от Семенцов, у лодочника Селиверстова, который летом держал перевоз через реку Неву, а зимой торговал горячим сбитнем.
Ночью после похорон вепсского вождя Никита долго не мог заснуть. В избе было жарко натоплено, но больше, чем жара, мучили Никиту беспокойные мысли. Он ворочался с боку на бок на тесной койке, и перед его глазами все время вставал каменный саркофаг и то, как бережно вепсы опускали его в землю.
Не иначе как в этом саркофаге спрятаны несметные сокровища!
Вот бы откопать их!
Тогда он, Никита, смог бы бросить опостылевшую работу десятника, купить дом с лавкой и завести свое собственное дело. Торговать, к примеру, скобяным товаром…
Он представил себе богатый крытый тесом дом с нарядными наличниками и цветущим палисадником, сдобную дебелую жену, ребятишек…
Проворочавшись так час-другой, Никита все же заснул, но и во сне ему не давал покоя саркофаг мертвого вождя. Ему приснилось, что саркофаг открыт, и он, Никита, перебирает золотые монеты и дорогие каменья, погружая в них руки по локоть…
Никита проснулся от духоты и вспомнил свой сон.
В саркофаге было столько золота, что можно было не то что завести собственную лавку, но выстроить целый завод, стать купцом первой гильдии…
Никак нельзя, напомнил себе Никита, красть у мертвых. Беспокоить покойников, раскапывать христианские захоронения — большой грех.
Но этого мертвяка, возражал он себе, так и так побеспокоили, перенесли его прах на другое место… кроме того, вряд ли он настоящий христианин. Кто их знает, во что верили люди в то давнее время — может, в каких-то своих идолов…
Никита понял, что все равно не сможет больше заснуть, тихонько оделся и вышел на улицу.
Ночь была ясная и холодная.
Никита брел куда глаза глядят, и сам не заметил, как оказался возле Громовского кладбища.
Он снова вспомнил свой сон — открытый саркофаг, полный золота и драгоценных каменьев, и неудержимая сила повлекла его к могиле вепсского вождя.
Правда, заходить ночью на кладбище было страшно. Никита был человек несуеверный, он не верил, что некоторые покойники имеют обыкновение по ночам вылезать из могил и нападать на прохожих. Зато он слышал от надежных людей, что на этом кладбище нашли себе приют лихие люди, промышляющие воровством и разбоем.
Но Никите не давали покоя мысли о сокровищах вепсского вождя, и он решил наведаться на погост.
Перед воротами кладбища прохаживался сторож с колотушкой. Вида он был самого безобидного, однако Никита решил с ним не связываться. Он обошел кладбище сбоку, нашел дыру в заборе и пролез в нее.
Ночью кладбище было не узнать.
Дорожки, по которым Никита проходил днем, стали теперь почти непроходимыми — они были разрыты или завалены валежником, и вели они бог знает куда — то в овраг, то в густые, непролазные кусты. По сторонам от дорожек мелькали мрачные тени, на могилах горели странные мерцающие огоньки, словно нечистая сила устраивала там поминки по покойникам.
Никита уже не рад был, что забрел на кладбище. Он повернул назад, чтобы выбраться через прежнюю дыру, но не мог теперь найти и это место. Он прибавил шагу — и вдруг кто-то схватил его за ногу…
Никита вскрикнул, рванулся — и что-то треснуло, нога высвободилась.
Оглянувшись, он понял, что всего лишь зацепился за корень, протянувшийся поперек дорожки.
Он снова пошел, потом побежал, чтобы быстрее убраться прочь из этого скверного места.
Вокруг виднелись в темноте невысокие надгробья. Вдруг среди них Никита увидел жалкую лачугу. Подойдя к ней, он понял, что это — кладбищенская сторожка. Никита помнил, что от сторожки совсем недалеко до ворот кладбища.
В сторожке не было ни души, даже дверь ее оказалась не заперта, но возле порога стоял заступ.
Никита взял этот заступ, сам не зная зачем — наверно, чтобы было чем оборониться от лихих людей, если они и впрямь обитают на кладбище.
Оставив сторожку позади, он снова пошел вперед по дорожке.
По его представлениям, скоро должны были показаться ворота, но их все не было и не было, а тропинка становилась все уже, пока вовсе не исчезла среди кустов.
Никита не хотел признаться самому себе, что пошел не в ту сторону. Он упорно продирался в прежнем направлении…
Как вдруг опять что-то вцепилось в его одежду, словно проклятое кладбище не хотело его отпускать. Никита рванулся, нога за что-то зацепилась, и он упал лицом в сырую кладбищенскую землю…
Он охнул, оперся на ладони и приподнялся.
Теперь он видел, что упал лицом на холмик свежей земли, насыпанный над недавней могилой. Больше того, он узнал эту могилу.
Именно здесь накануне вепсы похоронили своего древнего вождя.
Стало быть, Никита все же отыскал нужное место!
Колебался он недолго.
К счастью, в руках у него был заступ.
Никита поплевал на ладони и принялся за работу.
Для него, привычного к тяжелому труду, откопать свежую могилу было проще простого, и через несколько минут заступ уже ударился о каменную крышку саркофага.
Сердце Никиты защемило.
Он вспомнил, как дым из кадила вепсского колдуна принял вид грозного воина древних времен. А что как вепсский вождь сам охраняет свой гроб, и, открыв его, Никита столкнется с богатырем?
Нет, быть того не может! Все эти байки про оживающих мертвецов, стерегущих свои могилы, про упырей — не больше чем бабий вымысел.
Никита снова вспомнил свой сон — груду золота и дорогих каменьев, до краев наполняющих каменный гроб… представил, как он разбогатеет, если завладеет этими сокровищами…
Неужели он остановится теперь, когда от богатства его отделяет всего лишь тонкая каменная плита?
Никита вставил заступ в едва заметную щель между краем саркофага и его крышкой, навалился на него.
Крышка не поддавалась — наверное, за сотни лет она накрепко приросла к саркофагу.
Никита передохнул и снова всем своим весом навалился на заступ.
Он подумал, что сейчас ему не помешал бы крепкий помощник… но ведь с помощником нужно делиться, а делить такое сокровище он не хотел ни с кем.
Мысль о том, что находка будет принадлежать только ему одному, придала десятнику новые силы. Он ухнул, поднатужился… и каменная плита со страшным скрипом сдвинулась с места.
