Мне стало совсем уж интересно, и я двинулась напролом, сминая кустики, как танк березки.
— Ну что здесь… — начала я, подходя ближе, и осеклась.
Володькино «чш-ш!» запоздало, потому что уже не имело смысла.
Я и сама все увидела.
На траве, раскинувшись, лежал молодой парень, одетый в белую футболку от «Хьюго Босс» и в длинные джинсовые шорты такого же белого цвета.
На груди парня в области сердца расплылось красное пятно.
— Готов мальчишка, — произнес Володька, поднимая голову ко мне, — у тебя телефон с собой?
— Уже все поняла, — ответила я, расстегивая сумку.
Володька вскочил на ноги и, не разбирая дороги, бросился напрямик сквозь кусты в сторону, противоположную от пляжа.
Я развернула сотовый и набрала 02.
Быстро сообщив всю нужную информацию о происшествии и о себе, не забыв упомянуть и майора Степанова, сейчас преследующего неизвестного убийцу, я отключила связь и побежала следом за моим опером.
Если бы с ним что-нибудь случилось, я этого себе не простила бы никогда.
Побегав вокруг, вдоль и поперек посадок, мы ни с чем вернулись к месту трагической находки, и я, оставив Володьку там, вернулась на пляж, быстро побултыхалась в Волге и, одевшись, сменила его, чтобы он тоже встретил коллег не в трусах и с органайзером под мышкой, а полностью одетым.
Пока я одевалась, записала номера всех машин, стоящих около пляжа, прекрасно понимая, что толку от этой меры будет мало: преступник уже давно исчез, а если из отдыхающих кто-то что-то и видел, то выдавливать из них крохи информации будет делом тягостным и практически бесполезным.
Как это ни печально звучит, но в делах расследования подобных преступлений, к сожалению, зачастую следует больше полагаться на удачу, чем на дедукцию, индукцию и прочие отвлеченные философские категории.
Гадальные косточки, кстати, очень даже помогают не профукать эту удачу и вовремя заметить ее хвост, чтобы ухватиться за него.
Володька подошел ко мне, размышляющей об этих вещах, уже не один, а с оперативной группой, подъехавшей на удивление быстро и точно.
При убитом парне не оказалось никаких документов, а несколько мелочей из его карманов пока не давали зацепок к установлению его личности.
Все это порождало некоторую нервозность оперативников, как и почти полное отсутствие свидетелей.
Никто, кроме нас с Володькой, ничего не слышал, и никто ничего не видел, включая и нас с ним.
Честно говоря, я ребятам не позавидовала: они получили еще один практически безнадежный висяк, и сами это прекрасно понимали.
Мы с Володькой полностью освободились от этого дела только к трем часам дня и, совершенно замученные постоянным пересказом событий и своими оценками, сели в мою «девятку», закурили и переглянулись.
— Ну что, товарищ майор, — спросила я, — вас отвезти к вашему дому или уж сразу в РОВД? Район-то ваш, сможете продолжить эту бодягу на стационаре.
Володька жалобно посмотрел на меня, ожесточенно почесал затылок.
— Чаю хочется, Тань, — робким голосом возвестил он, и я, хмыкнув и не спрашивая больше ни о чем, завела мотор и поехала к себе домой.
Чаю так чаю, кто бы был против!
Мы приехали ко мне, и, пока я плескалась в ванне — надо же было с себя смыть не только плохое настроение, но и волжскую воду, — не знаю, чем занимался Володька, может быть, и чай пил, но когда я вышла, он уже лежал на диване и полистывал какой-то дамский журнальчик.
— Парень по картотеке не числится, — доложил он мне, хотя я его ни о чем и не спрашивала, — я уже позвонил.
— А что ты еще сделал? — поинтересовалась я, сталкивая его с дивана и прогоняя в ванную.
— Ничего больше, честное слово, — ответил Володька и побежал в ванную.
А я тем временем раскинула свои гадальные косточки. Теперь они мне должны были сказать что-то определенное: случились события, и неплохо было бы знать, как они отразятся на моем здоровье.
Косточки долго не думали, словно уже давно подготовили вариантик:
23+25+4!
«Вы будете обескуражены и раздосадованы тем, что, в сущности, и не стоит Вашего внимания».
Володька вышел из ванной, благоухая моим дезодорантом, но я его уже встретила с подозрением.
— Опер! Ты хочешь огорчить меня? — спросила я.
— Побойся бога, Иванова! — Володька сложил ручки на груди, и полотенце, обертывающее его бедра, упало на пол.
«Хм, — подумала я, — похоже, что кости имели в виду нечто другое. Опять мы не поняли друг друга!»
Через час или чуть больше у нас Володькой начались первые конфликты.
Он успел уже до смерти утомить меня жалобами на свою тесную фуражку, на неудобное кресло в служебном кабинете и на своих дураков-начальников.
Я все это слышала от него не один раз за время нашего общения.
— А ты думаешь, твои подчиненные про свое начальство говорят по-другому? — не выдержав нудного нытья, задала я ему простецкий вопросик, чем вогнала Володьку в пессимистические размышления.
Володька моментально пришел в себя и вошел в… — как бы это сказать проще? — в нормальное мужское состояние, вот.
Через пятнадцать минут он, словно вспомнив о чем-то неимоверно важном, вдруг театрально хлопнул себя ладонью по лбу.
— Попробуй еще разок и кулаком, пожалуйста, эффектнее будет, — вяло предложила я, потягиваясь и улыбаясь своим мыслям, — тогда я поверю, что ты внезапно вспомнил, что тебе нужно срочно бежать домой.
Но как ни странно это прозвучит, я ошиблась в своем предсказании. Это, кстати, лишнее подтверждение того, что даже очень хорошо знакомый нам человек еще может иногда нас удивить чем-то неожиданным.
Володька взглянул на меня с непонятной усмешкой и, снисходя, как до не понимающей обычных вещей дурочки, объяснил, что вспомнил он о другом.
— Вы хотите объясниться мне в любви? — наконец-то догадалась я. — Не нужно стараться, не поверю.
— И не собирался даже, с чего тебе это пришло в голову? — лихо парировал Володька, и я даже подпрыгнула на диване от его ответа.
— Что? Что ты сказал?! — переспросила я, шарахаясь на самый край дивана, рискуя при этом рухнуть на пол.
— Предлагаю культурную программу с музыкой и шведским столом, — скороговоркой выпалил Володька и на всякий случай отодвинулся подальше.
— Знаю я ваши программы, юноша, — поморщилась я и погрозила ему пальцем, — идти, что ли, бутерброды делать и по пути включить магнитофон? У нас самообслуживание. В смысле питания, я имею в виду.
— Ну это же неправда! — с глумливой улыбкой запротестовал Володька, протягивая ко мне свою руку, вероятно, с намерением подтолкнуть меня физически к воплощению его культурной программы.
