Гимназист выпускного класса Николай Евграфович Титов прошел именно таким путем, от самого начала и до подписания бумаги о сотрудничестве с полицией и получения псевдонима. Конечно, и он поначалу воспылал благородным негодованием на поступившее предложение стучать о проделках сверстников полиции. На что околоточный надзиратель Петухов ответил Николаю Евграфовичу несколькими волшебными фразами, в корень изменившими ход мыслей великовозрастного гимназиста:
— Щас я тебя, паскудник ты мелкий, кину в камеру к фартовым, и они тебя враз научат уму-разуму. Так научат, что места живого на тебе не останется. Хошь попробовать?
Фразы околоточного надзирателя и впрямь имели волшебную силу, поскольку Николенька, как звали его домашние, почти мгновенно согласился послужить «государю, отечеству и родной полиции». После чего Петухов вновь перешел с господином гимназистом на «вы» и подсунул ему загодя приготовленный бланк, именуемый «Соглашением о сотрудничестве».
— Подписывайте, — коротко произнес он и указательным пальцем ткнул в место, где следовало стоять подписи новоиспеченного «тайного агента».
Николенька, не колеблясь, подписал.
— Тит, — сказал ему околоточный надзиратель Петухов, только что завербовавший Николеньку в тайные агенты. — Теперь вы наш тайный агент, и ваш служебный псевдоним будет «Тит». Все свои письменные донесения нам подписывайте отныне этим именем.
— А можно — «Титан»? — спросил Титов, которому не понравился «Тит» из-за его деревенского звучания.
— Можно, — усмехнулся околоточный надзиратель Петухов. — Титан так Титан. Отныне вы работаете только на меня, а я, в свою очередь, обязуюсь не разглашать вашего настоящего имени.
— Честно? — посмотрел на Петухова Титан.
— А то, — заверил его околоточный надзиратель. — Полицейские никогда не врут (без надобности). Запомните это, господин Титан…
— А какое-нибудь вознаграждение полагается за такую службу? — спросил Титан, глядя на околоточного Петухова чистым и ясным взором.
— Только если сведения, предоставленные вами, будут носить исключительно важный характер, — сказал Петухов.
— А выслуга лет засчитывается? — продолжал допытываться новоиспеченный тайный агент.
— Да, — коротко ответил околоточный надзиратель и с нескрываемым презрением посмотрел на Титана. Николенька предпочел не заметить его взгляда…
Впрочем, быть тайным агентом полиции его вполне устраивало. Это захватывало, тешило самолюбие и повышало самооценку, которая пошатнулась было при подписании «Соглашения о сотрудничестве». В конце концов, все в этой жизни игра, как сказал какой-то стародавний классик. Так почему бы не поиграть в тайного агента — игру не самую худшую и приносящую моральное, а иногда и материальное удовлетворение?
На следующий день после похорон Кокошиной в околоточный участок, соблюдая правила конспирации и проверяясь, нет ли за ним хвоста (это входило в правила придуманной им игры), заявился агент Титан. Он прошел небольшим коридорчиком, сказал нижнему полицейскому чину, что его ждет господин Петухов, и, постучавшись в дверь, спросил:
— Разрешите?
— Да, — сухо бросил Петухов, искоса поглядывая на агента.
— Разрешите присесть?
— Да, — снова коротко ответил околоточный надзиратель.
— У меня очень важные известия, господин надзиратель. Думаю, что я… — начал Титан, но Петухов состроил недовольную гримасу и не дал ему договорить:
— От вас долго не было никаких вестей. Более недели. Вы уже две среды не приходили на условленное место, и я, как олух, сидел и ждал вас всякий раз более часа. — Недовольство Петухова все возрастало. — Мне начинает казаться, что я зря тогда закрыл глаза на ваши выкрутасы и предложил вам, как мне ошибочно тогда казалось, взаимовыгодное сотрудничество…
— Сегодня вы измените это свое мнение, — расплылся в улыбке Титан. — Ибо я располагаю информацией касательно…
— А чем вы были заняты, позвольте вас спросить? — тяжело посмотрел на него околоточный надзиратель.
— Я работал, — на полном серьезе ответил Титан.
— Работали? — Петухов нервически поерзал в кресле. — Вы работали?! Полагаю, в публичном доме Зинки Чекушиной? Поди, до мозолей!
— От вас ничего не скроешь, господин околоточный надзиратель, — польстил ему Титан.
— Это точно, — подтвердил Петухов.
— Да, но это как раз и было работой, — верноподданнически посмотрел на околоточного надзирателя Титан. — Я просто вынужден был пребывать в доме свиданий мадам Чекушиной, поскольку последние три дня производил слежку за одним господином, вызывавшим у меня чрезвычайные подозрения. Вы же всегда требуете конкретику… Ну, так вот. Этот господин показался мне крайне подозрительным. Он сорил деньгами, говорил, что является подрядчиком строительных работ и в данный момент, получив «жирный», по его словам, строительный подряд, ездит по слободам и нанимает рабочих. А еще он хвалился перед хозяйкой процентными бумагами с неотрезанными купонами и говорил, что таких бумаг у него — на сорок тысяч…
— Процентными бумагами? — оживился околоточный надзиратель (неужто теми самыми, кокошинскими?). — А ну-ка, давай с этого места поподробнее…
Рязань, как и иные губернские города, в какой-то степени слепок с Первопрестольной Москвы. Иногда слепок этот весьма неполный, с отломанным краешком, иногда — в миниатюре, иногда и вовсе плохонький. Но все равно — это слепок или копия.
В губернских городах имеется все, что есть в Москве: мощеные улицы, магазины, величественные соборы, монастыри, кладбища с замогильной тишиной, гимназии, городские и народные училища, Дворянское и Купеческое собрания… Имеются Общество приказчиков со своим клубом, клиники и земские больницы, банки и ссудные кассы, гостиницы, меблированные комнаты и постоялые дворы, магазины французских мод, ресторации, кондитерские и трактиры. А еще, и это неотъемлемо, питейные дома, штофные лавки, шинки, разного рода притоны и — а куда от этого денешься, коли имеется немалый спрос — дома терпимости.
Конечно, парочка-тройка фешенебельных публичных домов имелась и в центре Рязани. Служили там девицы, дарующие телесную любовь вполне легально, поскольку имели заверенные в полиции «желтые» билеты и жили с ней в ладах: закон империи в части распоряжения своим телом по личному усмотрению девицам определенного мировоззрения и привычек вполне это разрешал.
Но основную «нагрузку» по предоставлению желающим клиентам телесных ласк и удовольствий несли, конечно, рязанские слободы.
В слободах Ямской, Ямской-Касимовке, Троицкой, Рыбацкой и даже селе Борках, помимо ремесла плетения кружев, тонкого и многопарного, было в ходу и иное ремесло, более древнее. Притонов и домов терпимости с блудницами здесь имелось более, чем в городе, надо полагать, в разы! Посетителями таких «веселых домов» были мастеровые, торговцы, гимназисты старших классов и приехавшие на вакацию студенты (и тем и другим делалась значительная скидка), загулявшие купчики и мелкая чиновная сошка, коим до икоты опротивели собственные жены, то есть ходила в такие дома терпимости публика весьма разномастная.
