Рядом звякнуло железо – Миша швырнул кусачки обратно в рюкзак. Бруно раздулся, примеряясь к щели, но все равно прошел свободно. Осторожно выпрямился. Его макушка добрых полметра не доставала до ощетинившегося рыжеватой плесенью сводчатого потолка тоннеля. Потом Бруно резко обернулся и вцепился в прутья решетки так, что сталь загудела, – все решили, что последует очередная истерика, но он вдруг прокричал через решетку:
– Я Бруно Аллегро! Человек-звезда!..
– Держи, звезда, – Леший протянул ему Мишин «мегалайт» и свой мобильник. – И топай. Каждый шаг на камер у, понял? Она уже включена.
– Позвоню из Кремля, – пообещал Бруно.
– Давай-давай.
Бруно оскалился, сделал рукой непонятный жест, то ли попрощался, то ли еще раз всех послал, и двинулся в глубь тоннеля. Какое-то время оставшиеся в колодце провожали его взглядом, точнее, не столько провожали, и не столько его, сколько всматривались в постепенно открывающиеся в свете фонаря перед карликом недра бетонной кишки. Но потом тоннель повернул, и Бруно исчез.
Все молча отошли от решетки. Из волшебного Мишиного рюкзака появилась стальная бутыль не менее волшебного «Danzka Grapefruit», Леший сделал длинный глоток.
– Тоже в Керчи купил? – съехидничал Хорь.
– Нет, это здесь, в универсаме. Попробуй – очень хороший.
Но Хорь отвел рукой диковинную бутылку.
– Благодарствую. Я уж нашим диггерским коньячком перебьюсь как-нибудь.
Он основательно пристроил над решеткой комок бледной жвачки, сел в стороне на каменный пол и развинтил свою флягу. Леший вроде как хотел что-то сказать ему, но так и не сказал. Миша выключил фонарь, бросил перед собой зажженную спиртовую таблетку. Она вспыхнула неожиданно горячо и ярко, словно загорелся маленький огненный гейзер. Значит, откуда-то шел поток свежего воздуха. Леший и Хорь, как завороженные, молча уставились на огонь.
А их новый спутник извлек из внутреннего кармана прибор, похожий на коммуникатор, взглянул на запястье с компасом и принялся привычно щелкать клавишами и двигать джойстиком. Хорь толкнул Лешего ногой. Было ясно, что «аджимушкайский партизан» определяет свое местоположение. Но для этого надо иметь достаточно точную и тесно привязанную к ориентирам подземную карту.
Такую, как карта Лешего. Но откуда может появиться подобная карта у человека, объявившегося в Москве пару недель назад?!
Через несколько минут Миша, удовлетворенно кивнув, закрыл крышку коммуникатора. Он явно хотел что-то сказать, но не сказал.
Зато где-то там, далеко, за решеткой, послышался голос. Он сперва отрывисто выкрикивал, взлаивал, словно отвечая на каскад неслышных вопросов, а потом вдруг сорвался в жуткую нечеловеческую скороговорку, в птичий клекот: та… та… та-та-та-татататаааа!!.. Леший не помнил, как очутился на ногах.
– Это Короткий? – клацнул зубами вмиг побелевший Хорь. – Или…
Но звук не был похож на голос карлика. Скорей, он мог принадлежать великану. Голос увеличивался в объеме, разрастался, выпирал, выталкивал их из колодца наверх и дальше, прочь отсюда, ближе к спасительной поверхности. Леший вцепился рукой в перекладину лестницы. Мишино лицо в мерцании огня сперва вытянулось, словно подтаяло, но тут же стянулось в тугую хищную маску, оскалились зубы, сверкнули глаза, тяжко и ритмично заходила челюсть, в правой руке тускло сверкнул клинок ножа.
В темном анале тоннеля всполошенно мелькнул отблеск фонаря. Скороговорка смолкла, послышался топот ног. Громкие всхлипывания. И вдруг резкое, оглушительное, как пугающий крик атакующего пехотинца:
– Га-а-а!!!
Фонарь вылетел из поворота бетонной кишки и со звоном раскололся о стену. Вспышка, темнота. Секунда, две. Миша вспомнил, крутнулся, выхватил запасной фонарь, включил, направил его на решетку.
В свете луча к ним с невероятной скоростью приближалось безумное лицо Бруно, раздвинутое вытаращенными в судороге глазами, оно летело, словно карлик оседлал невидимое ядро, потом тяжко и страшно ударилось о прутья решетки, выбросив наружу гроздь горячих брызг, и только со второго раза попало в вырез и вывалилось наружу.
* * *
29 октября 2002 года, Москва
Телефон прозвенел еще раз. Наташа неохотно оторвала взгляд от экрана и посмотрела на Семгу. Тот даже не пошевелился.
– Это Алка, наверное, – Наташа вздохнула, запахивая кимоно, поднялась с кресла. – Алка-доставалка. Ладно, сиди. Я подойду.
Она вышла в коридор, прикрыла за собой дверь. Семга проводил ее взглядом и тут же переключил канал на «Евроспорт».
– Аллочка, но ты же прекрасно знаешь, что я смотрю этот сериал! – громко обижалась она в трубку. – Не могла завтра перезвонить?
– Я тут на стену лезу, а она сериалы смотрит, – ответила «Аллочка» хрипловатым мужским голосом. – Во сколько твой завтра линяет?
– С катушек съехал, придурок? – Наташа перешла на яростный шепот. – Я ж тебе сказала, чтобы на городской не звонил!..
– Можно подумать, он входящие на твоем мобильнике не проверяет, – хмыкнула трубка. – Я жду тебя у «Ванили» в одиннадцать.
– Не знаю, он ничего не говорил про завтра… – Она покосилась на дверь и воскликнула в голос: – Да все по-прежнему, дорогая! Большая квартира, большие хлопоты, ты же знаешь!
– Придумай что-нибудь, я ждать не могу и так опух весь, у меня спермотоксикоз начинается, пока… – Голос вдруг прервался на полуслове. Наташа подумала, что их разъединили. Но голос появился снова: – Але, ты где?.. Ты ничего не слышала?
– Нет, – прошептала Наташа. – А что?
– Щелчки какие-то. Параллельный аппарат есть?
– Вроде нету…
– Странно. Я подумал, он нас подслушивает… В общем, ладно. Ты поняла? В одиннадцать. Я вдую тебе так, что ноги сдвигаться не будут…
В трубке стало гулко, как в пещере, возбужденный голос Витька отдавался отраженным от неровных каменных стен эхом. Наташа подождала немного и положила трубку. Нахмурилась. Он же какой-то секретный военный, этот папик Сережа, у него всякая хитрая аппаратура может быть… А может, его самого подслушивают. Может, и подглядывают… Вот незадача!
Секунду-другую стояла, закусив губу, и с подозрением смотрела на телефонный аппарат. Потом тихо скользнула к гостиной, заглянула в чуть приоткрытую дверь. Семга сидел в своем кресле и смотрел телевизор. Кажется, даже положения не поменял.
– Чего выглядываешь, крадешься? – не оборачиваясь, бросил он. – Ну, переключил, подумаешь. Боишься, без тебя там все перетрахаются и поубивают друг друга?
Наташа надула губы и, демонстративно качая нижней частью туловища, прошла на свое место.
– Дай-ка пультик, – сказала.
Не дожидаясь, она сама наклонилась к нему, перегнувшись через подлокотник. Попутно осмотрела Семгино кресло и пол вокруг. Ничего подозрительного, никаких параллельных трубок, никаких аппаратов. Уже хорошо.
