— Лишь некоторые. Те, с кем я сговорился прежде, чем гильдия вызнала, кто мы такие. Я же не орал на каждом углу, кто я и для кого торгую. Корабль ходил под флагом Монтгрена. Но у них самих на продажу мало что имелось, не было даже кифриенских сухофруктов, а уж этого добра всегда навалом. Я прикупил на свой страх и риск овсяных лепешек для лошадей — вы мне их не заказывали, но цену за них взяли невысокую, и мне показалось, что лучше везти фураж, чем пустые бочки. Ну а потом я все-таки откопал немного железа и кое-какую древесину. Правда, бревна короткие и в основном береза, она слишком ломкая и легко загнивает. Подвернулась парусина — взял и ее; небось пригодится. Тут еще на борт попросилась семья одного малого, который приходится кузеном Еритиллу. Он оплатил проезд золотом, к тому же сам искусный бочар. У нас таких ремесленников нет, но я честно предупредил его, что с древесиной на острове негусто. Но он сказал, что ежели потребуется, сможет плести корзины из тростника или даже морских водорослей. Его дочка начала проявлять способности Черной, и Белые уже взяли ее на заметку.
Креслин благодарит Фрейгра, но понимает, что хотя капитан сделал больше, чем можно было от него требовать, привезенного явно недостаточно. Прежде всего это относится к муке.
Уже по пути к гостинице, где они оставили лошадей, Мегера откидывает волосы назад и говорит:
— Могло быть и хуже.
— Могло, но ненамного.
— Ну почему ты всегда видишь происходящее только с Белой стороны? Ведь что ни говори, а сорок с лишним бочек маисовой муки — это не пустяк. На некоторое время их хватит.
— Но ненадолго. Из одной бочки муки можно выпечь примерно четыреста караваев, а у нас под началом уже больше пятисот человек. Это… что тут получается? Ага, если по полбарреля в день, то все про все на три-четыре восьмидневки.
— Повторю: могло быть хуже. И бывало.
— Знаю. Но это слова, а они не приносят ни денег, ни еды. Если все откажутся торговать с нами, куда мы денемся? Как раз сейчас нам позарез нужна помощь, обещанная твоей дорогой сестрой.
— Ты всегда паникуешь, — заявляет Мегера, — вот и насчет домов боялся, но мы же их построили.
— Нехватка еды куда серьезней. Наших припасов по-прежнему недостаточно, чтобы пережить зиму. А прикупить сколько нужно не на что, да и негде.
— Может, перестанешь, а? — говорит Мегера, указывая на ясный небосклон и ласковое солнышко. — День выдался на диво, а проблемы будут всегда. Чем сокрушаться, давай лучше порадуемся хоть краткой передышке. Некоторое время никому не придется беспокоиться о том, как разжиться хоть какой-то едой помимо рыбы. А этот новый ремесленник, кстати, сварганит тебе несколько бочонков для твоего зеленого бренди.
— Ну…
— Суженый, я не хуже тебя знаю, что у нас множество нерешенных вопросов. Но их можно обсудить и попозже, а пока самое время порадоваться погожему деньку. Ты очарователен, но только когда перестаешь брюзжать.
Креслин смеется, а после того как в конюшне Мегера еще и обнимает его, прижавшись всем телом, ему хочется петь. Они садятся верхом и едут в цитадель. Возле дороги между двумя рыбацкими хижинами, из числа самых старых и обветшалых, Креслин замечает вырытую в песке и обложенную камнями яму, над которой мужчина и женщина с трудом пытаются натянуть кусок латаной парусины, призванной служить кровлей. Рядом играет с палками босоногий, одетый в лохмотья мальчик. Проезжающих мимо регентов никто из этих бедняг даже не замечает.
Жара стоит прямо-таки летняя, и Креслин утирает лоб, чтобы пот не попал в глаза. У обочины стоит с протянутой рукой девчушка.
— Подай монетку, благородный господин… всего одну монетку… медяк, — каштановые волосы девочки сбились в колтуны, лицо запылилось, ноги босы, а на теле нет ничего кроме выцветшей сорочки. — Всего один медяк…
У Креслина с собой лишь несколько золотых, и он оборачивается к Мегере.
— Хорошо, — она пожимает плечами, выуживает монетку и кидает попрошайке.
— Спасибо, милостивая госпожа.
— Ты откуда? — спрашивает Креслин.
— Не знаю.
Ему остается лишь гадать, прибыла ли она в числе переселенцев на «Звезде Рассвета» или же на последнем каботажном судне, доставившем только людей и никаких припасов.
Остаток пути до цитадели регенты проделывают молча. Креслин не в силах отогнать образы почти голого мальчугана и девочки-попрошайки. Снова и снова он пересчитывает в уме, на какое время можно растянуть сорок бочек муки.
CXXXII
— Чтобы вести здесь торговлю, мне приходится идти на очень большой риск, а, стало быть, и команде надо платить больше обычного… — мускулистый капитан «Ночного Ветра» подчеркивает свои слова энергичным движением плеч, но рука его при этом не выпускает рукоять меча, а взгляд сосредоточен не на Госселе, а на Креслине. Однако разговаривает с ним, мягко и спокойно, именно Госсел:
— Я прекрасно понимаю твою озабоченность, капитан, однако мы не можем позволить себе отдавать товары задарма, особенно учитывая, что плавание в Бристу принесет нам прибыль даже при условии уплаты особого вознаграждения за повышенный риск. А иметь с нами дело не так уж опасно. Известно ведь, что милостивый господин в делах честен и справедлив, но тем, кто выступает против него и навлекает на себя его гнев, приходится худо.
Креслин тем временем переводит взгляд с передней палубы «Ночного Ветра» на мачты качающегося у дальнего конца причала «Грифона». «Звезда Рассвета» в настоящий момент стоит на якоре близ устья реки Фейн, в добрых ста кай к югу. Группа стражей под руководством Лидии собирает там травы и дикорастущие съедобные плоды и коренья, которые, в силу гористого рельефа и отсутствия дорог, доставить к Краю Земли морем много легче, чем на лошадях.
Юноша подумывает о том, не стоит ли ему, дабы придать весу словам Госсела, малость пошевелить ветра, но желудок протестует против этой затеи. В конце концов Креслин решает не прибегать к магии без крайней необходимости, тем паче что северо-западный морской бриз и без всякого его вмешательства несет к берегу дождевые тучи.
Контрабандист с Госселом отчаянно торгуются. Креслин стоит с недовольным видом, но не встревает. Наконец капитаны ударяют по рукам, после чего Госсел с Креслином покидают борт «Ночного Ветра».
— Думаешь, лучших условий мы добиться не могли? — спрашивает Креслин, наблюдая за тем, как матросы с «Грифона» начинают разгрузку купленных у контрабандиста припасов, одновременно затаскивая на палубу «Ночного Ветра» те немногие товары, которые удалось продать. В их числе — несколько ящиков стеклянной утвари, фляги с полученной из моллюсков пурпурной краской, пряности Лидии и с дюжину бочек соленой рыбы. Рыбы можно было бы засолить больше, но если соли на острове достаточно, то насчет бочек этого не скажешь.
— Я сделал, что смог, — отзывается, пожимая плечами, Госсел. — Вот разве что за бокалы мы, пожалуй, могли бы выручить побольше. Когда этот малый их увидел, у него аж глазенки сузились. Но ведь в чем-то надо и уступить, а мы взяли хорошую цену за специи и краску. Рыбу продали куда дороже, чем я мог надеяться. Это, наверное, благодаря недороду и падежу овец в начале лета.
