— Увы, в известных пределах — может. Но лишь очень могущественный маг, способный к предвидению и планированию.
— Пожалуйста, поясни, — просит Креслин. Он знает ответ, но хочет, чтобы Мегера услышала это от кого-то другого.
Клеррис пожимает плечами:
— Возьмем Креслина и предположим, что сейчас из-за этой двери на него набросятся десятеро вооруженных головорезов. В этом случае его магия окажется бесполезной, поскольку вызвать бурю мгновенно невозможно. На это требуется время, и при разной погоде разное. А любой Белый маг изжарит всех десятерых в мгновение ока.
Мегера призадумывается.
— Но если ты говоришь, что дело не в типе магии, а в том, как она применяется, то почему один и тот же чародей не может использовать и ту, и другую магию? И Черную, и Белую попеременно?
Клеррис смеется:
— Очень трудно представлять собой две личности одновременно. Ты, например, можешь некоторое время и любить Креслина, и ненавидеть его, но если оба чувства сохранятся долгое время, это может разорвать твое «Я». Двойственные чувства проявляются у многих, но рано или поздно остается либо любовь, либо ненависть. То же самое справедливо и по отношению к магии. Одни изначально склонны к гармонии, иные к хаосу, а некоторым дано выбирать. Я знал только одну Серую волшебницу, да и та умерла очень молодой. В теории это возможно, но я сомневаюсь, чтобы нашлось много магов, способных справляться одновременно и с тем, и с другим началом, — он печально улыбается и добавляет: — А для того чтобы использовать силы гармонии, необходим прежде всего здравый ум. Не доброта, не сострадательность, а здравый ум.
— Но это неправильно!
Поняв, что кроется за этим восклицанием, Клеррис говорит:
— Для тебя, к счастью, хаос — не предопределение. Тебе дано выбирать, а вот у Креслина такого выбора нет.
— Что ты имеешь в виду?
— А почему ты считаешь, что Креслину не нравится использовать свою силу для убийства?
— Ему делается плохо, — кривится Мегера. — Это я знаю слишком хорошо, но не могу взять в толк, почему человека выворачивает, если он убивает кого-то с помощью вызванной им бури, но сделав то же самое клинком, тот же человек чувствует себя превосходно.
— Не совсем так, — возражает Креслин. — Я вообще не люблю убивать, и в случае с клинком тоже мучаюсь, хотя и меньше. А ты не ощущаешь этого потому, что, когда я берусь за меч, твои чувства затуманивает твой же гнев.
Отсутствие признаков тошноты служит для юноши подтверждением правоты его слов.
— Но почему? — не унимается Мегера.
— Потому, — отвечает Черный маг, — что смерть есть форма хаоса, и если гармоническое явление приводит к смерти, получается, что хаос рождается из порядка, а такого рода внутреннее противоречие плохо переносится магом. Вот почему Черные маги стараются не применять силы гармонии как оружие, причем чем они старше, тем реже это делают. Молодым и здоровым легче перенести порожденный противоречием внутренний разлад, но это не может продолжаться вечно.
— Ладно… — вздыхает Мегера. — Но коль скоро у меня есть выбор, скажи, как мне научиться магии гармонии.
— Жаль, что у меня нет простого ответа, — говорит Клеррис. — На свете не так много людей, которым удалось совершить такой переход, и никто из них не был склонен делиться подробностями. Однако первый шаг должен заключаться в полном отказе от использовании магии хаоса, даже в виде глупых мелочей, вроде огоньков на кончиках пальцев.
— Я должна отказаться… — Мегера качает головой. — Не знаю.
Мужчины молчат. Креслин отворачивается к маленькому окну, выходящему на северный склон и башню, которую предстоит перестраивать и расширять, так что ни Клеррис, ни Мегера не замечают влаги на его щеках.
Он молча протягивает руку, придерживая листок бумаги. Разумеется, ему ничего не стоило бы прекратить ветер, но ведь он приносит приятную прохладу…
— Хайелу не понравится, если мы превратим его солдат в строителей, — меняет тему Клеррис.
— Так ведь нам особо выбирать не приходится, — откликается Креслин, снова всматриваясь в черновые наброски. — Да и ему тоже.
— Ты сам ему это скажешь?
— А кто же еще?
— Ну конечно, — встревает Мегера. — Разве мой суженый упустит возможность показать, кто здесь главный?
— А тебе не кажется, что это не совсем справедливо? — замечает Клеррис.
— Ничего подобного. Мужчины таковы от природы… По большей части.
Клеррис молча разворачивает бумаги. Креслин морщит лоб, вид у него отсутствующий.
— Нам потребуются и деревья. Ты сможешь раздобыть саженцы?
— Деревья?
Загорелый юноша с серебряными волосами и недавними мозолями на руках кивает.
— Да. В Сарроннине воду спускают с гор по акведукам…
— Креслин…
— Он где-то в другом месте, — ворчит Мегера. Отвернувшись от юноши, она смотрит в узкое окно, на волнующееся за молом море.
LXXV
— Ты хочешь, чтобы они… мы… таскали камни и бревна, как простые работники? — ошарашено переспрашивает командир гарнизона.
— Я хочу, чтобы твои люди отрабатывали свое жалование, — заявляет Креслин. — Им это пойдет на пользу.
Рука Хайела тянется к мечу.
— Даже ты не посмеешь…
— Твоим людям что, нравится питаться одной рыбой? — не дает ему договорить Креслин. — И получать сушеные фрукты в количестве, достаточном, только чтобы не заболеть цингой? Им нравится жевать лимонные корки, чтобы не повыпадали зубы?
Раздражение на лице долговязого капитана стражей сменяется недоумением.
— Конечно нет…
— Фэрхэвен не захочет больше терять суда. Белые не тронут корабли герцога и не станут препятствовать переправке сюда переселенцев. Другое дело, что всякий, кто заведет торговлю с нами, потеряет права на торговлю с Фэрхэвеном, а на риск лишиться из-за наших медяков золота Белых магов пойдут лишь немногие контрабандисты. Однако я не удивлюсь, — если к концу года наше население увеличится душ на пятьсот, и к этому нужно подготовиться. Нынешняя башня мала. Нужна настоящая крепость, причем с отдельными казармами для жещин-стражей.
— Женщин? — переспрашивает Хайел, и голос его холоднее, чем море за волноломом.
— Я ожидаю прибытия отряда из Западного Оплота, — столь же холодно поясняет Креслин. — А возможно, и из Сарроннина. Некоторые прибудут с консортами и детьми, но большинство наверняка составят одинокие. Возможно, это заинтересует тебя и твоих людей, если, конечно, они решатся познакомиться с женщинами, скорее всего, владеющими клинком лучше них.
— Ты думаешь, это разумно, госпожа? — спрашивает Хайел, переведя взгляд с Креслина на стоящую за его плечом, словно тень, Мегеру.
