Джастин решил, что этот Бирсен ему определенно не нравится. Отрезав четыре локтя от мотка, он привязал веревку к сохранившейся. Затем, набрав воды, он поставил ведро на край колодца и основательно подчистил мутноватую жидкость гармонией. Когда наложение простейших чар вызвало у него головокружение, он понял, насколько устал и проголодался.
Но так или иначе, первое ведро целиком отправилось в корыто — для лошади. Затем Джастин выудил второе ведро. Тут-то и оказалось, что о том, в чем отнести воду в дом, Джастин и не позаботился.
— Забыл жбан прихватить, — объяснил он старухе, положив моток в ящик, а обрывок колодезной веревки на край стола.
— Не больно-то вы практичные, ребята из Храма.
— Это точно, — рассмеялся Джастин и, взяв с маленького столика два кувшина, побрел к колодцу. Вскоре он вернулся с полными кувшинами чистой и холодной воды. Сперва он помог больной женщине приподняться, прислонив ее спиной к изголовью кровати, а потом отошел к столу и отлил воды из кувшина в выщербленную кружку. Эту кружку он и вручил Лурлис.
— На, попей.
Нашарив кружку, старуха с жадностью осушила ее до дна. Прежде чем налить себе, Джастин выдвинул табурет и сел — ноги его уже еле держали.
— Нам нужно побеспокоиться о еде для тебя, — промолвил он.
— Наверное, и для тебя, парень. А?
— Честно говоря, почтеннейшая, и для меня тоже. Я ведь не ангел, способный порхать по горным пикам, питаясь воздухом.
— Ха... Ангелы. Дерьмо все это. Во-первых, в Предании говорится не о мужчинах, а о проникнутых чистотой женщинах. Но нынче все машут клинками, что мужчины, что женщины, без разницы. Ну... мужчины все-таки малость погаже.
— Мы вроде насчет еды говорили, — подсказал Джастин. После продолжительного молчания Лурлис сказала:
— Нет, парень, никакой ты не Храмовый священник.
— Нет. И не целитель. Но кое-что в этом понимаю, и если ты не станешь тревожить ногу, она заживет.
— Я так понимаю, ты из этих дьяволов-колдунов. Но не из Белых, а из Черных.
— Да, если ты хочешь так выразиться. Я с Отшельничьего.
— А зачем ты стал возиться со старой Лурлис?
— Мне была нужна еда, а тебе помощь, — ответил инженер. Он подозревал, что честность и прямота вряд ли принесут ему пользу, однако обманывать слепую старуху не хотел и не мог.
— Мог бы бросить меня да ехать своей дорогой.
— После того как узнал о твоей беде, уже не мог.
— А как вышло, что ты остался без еды?
— Вышло так, что во время сражения я оказался разлученным с братом. Попытка переправиться через реку у Рорна не удалась, там разобраны мосты. Я надеялся переправиться где-нибудь в здешних краях, но как-то проглядел дорогу к реке.
— Наверняка чародейские проделки. У Рорна есть развилка, и дорога приречная оттуда идет. Правда, насчет брода... брода нет до самого моста в Клинии. Река течет, в основном, по теснине. Отсюда тебе лучше двигаться той тропой, что идет поверху... Хотя если ты устал, карабкаться на холмы радости мало.
Джастин машинально наполнил кружку и снова подал ей.
— Там, на полке под столом, хлеб и сыр, — сказала Лурлис.
— Точно?
— Мне кажется, ты честный парень. Речь у тебя честная, да и поступки тоже. Конечно, мне случалось ошибаться, да, наверное, и еще случится, да что уж там... Такова жизнь.
Старуха рассмеялась, и, несмотря на редкие, почерневшие зубы старухи, Джастин вдруг увидел ее той прелестной, веселой девушкой, какой она когда-то была. Инженер поставил кувшин и направился к столу.
Отрезав три толстых куска хлеба и положив сверху сыр, он забрал из рук старой женщины кружку и подал ей еду, после чего уселся на табурет.
— Крепкие у тебя пальцы, точно у кузнеца, — заметил Лурлис. — Ты часом не кузнец?
— Да. Я работаю у горна.
— Это хорошо. В жизни не встречала... кузнеца, который был бы... плохим человеком.
Старуха произносила слова с расстановкой, жуя свой хлеб. Хлеб и сыр показались Джастину вкуснее самых замечательных яств.
— Ты хорошо закрепил веревку? — спросила старуха. — Я смогу доставать воду?
— Тебе не следует... — начал он.
— Ну ты даешь! Ты ведь Черный кузнец, стало быть, задерживаться тебе здесь нельзя. Если хочешь жить. Скажи лучше, как долго мне держать ту штуковину, которую ты наложил мне на ногу?
— Я думаю, от четырех до пяти восьмидневок. Но по-настоящему нога заживет месяца через три.
— Ну и ну!
— И постарайся беречь ее, а то, неровен час, сломаешь снова, — промолвил Джастин, проглотив последний кусок.
— Ох уж эти мужчины... — Лурлис протянула руку, и инженер снова наполнил ей кружку.
— Ты говоришь так, словно веришь в Предание, — заметил Джастин.
— Поверишь тут... стоит взглянуть на Бирсена.
Джастин помолчал, потом прокашлялся:
— Хм... это... веревка-то колодезная того, не перетерлась.
— Я сама слышала, как ведро упало в колодец.
— Упало, потому что веревка была разрезана. Продольно, по всей длине.
Он вручил ей обрывок, и она прощупала его чуткими пальцами.
— Да... придется что-нибудь предпринять в отношении этого мальчишки.
— Мальчишки?
— Бирсена. Он всего лишь глупый, эгоистичный мальчишка, — Лурлис слегка изменила позу, поморщившись при этом движении. — Говорила я Фирле, что слишком уж он смазливый. Впрочем, мой Томаз тоже был красавчиком. А ты, парнишка, как? Хорош собой?
— Я... я как-то об этом не задумывался. Вот брат у меня, он симпатичный.
— Не задумывался он... Мужчина — он мужчина и есть. Но я уверена, ты парнишка миловидный, — Лурлис ухмыльнулась, а потом добавила: — Вот что, дружочек. Со мной все будет в порядке, а тебе, пожалуй, пора уносить ноги, пока тебя не догнали Белые дьяволы.
— Я наберу себе воды.
— И возьми каравай да второй круг сыра.
— Они нужны тебе.
— А тебе что, не нужны? Ты лечил мою ногу и ухаживал за мной, хотя я всего-навсего никчемная старуха. Это дорогого стоит, мой Черный красавчик.
Ухмыльнувшись, Джастин взял два маленьких кувшина и побрел под дождем к колодцу.
Вернувшись в хижину и поставив кувшины на стол, он вытер лицо и волосы, после чего сказал:
— Вода на столе. Что-нибудь еще нужно?
— Нет, — Старуха помолчала, а потом добавила: — В ближнем углу сарая, за столбом, есть бочка, а в бочке немного зерна. Для твоей лошади.
— Честно говоря, если это для тебя не слишком тяжелая потеря, я был бы благодарен.
